Фавориты императорского двора. От Василия Голицына до Матильды Кшесинской

Капитан драгунского полка Шарль Франсуа Филибер Массон, еще один протеже Салтыкова, бывший учителем математики при великих князьях, автор «Секретных записок о России времени царствования Екатерины II и Павла I», изданных во Франции в начале XIX века, писал о Зубове: «По мере утраты государынею ее силы, деятельности, гения, он приобретает могущество, богатство. Каждое утро многочисленные толпы льстецов осаждают его двери, наполняют прихожую и приемную. Старые генералы, вельможи не стыдились ласкать ничтожных его лакеев. Видели часто, как эти лакеи в толчки разгоняли генералов и офицеров, кои долго теснились у двери и мешали их запереть. Развалясь в креслах, в самом непристойном неглиже, засунув мизинец в нос, с глазами, бесцельно устремленными в потолок, этот молодой человек, с лицом холодным и надутым, едва удостаивал обращать внимание на окружающих. Он забавлялся дурачествами своей обезьяны, которая скакала по головам подлых льстецов, или разговаривал со своим шутом. А в это время старцы, под началом которых он начал служить сержантом — Долгорукие, Голицыны, Салтыковы и все остальные ожидали, чтобы он низвел свои взоры, чтобы униженно приникнуть к его стопам. Из всех баловней счастья ни один, кроме Зубова, не был так тщедушен и наружно, и внутренне».

Зубов понимал, что все, чего он добился, произошло благодаря Екатерине, и что нынешнее его положение всецело зависит от нее, но ему суждено ее похоронить.

* * *

Варвара Головина, бывшая фрейлина, вспоминает о последних минутах Екатерины: «Уборная императрицы, находившаяся перед спальней, была заполнена людьми, предававшимися сдержанному отчаянию. Войдя в слабо освещенную спальню, великий князь и великая княгиня видали ее величество, лежавшую на полу на матрасе, огороженном ширмами. В ногах ее стояли камер-фрейлина Протасова и одна из первых камер-фрау Алексеева. Их рыдания вторили страшному хрипению государыни, и это были единственные звуки, нарушавшие глубокое безмолвие. Александр и его супруга оставались там недолго. Они были глубоко потрясены. Потом они прошли через покои императрицы, и Александр, по внушению своего доброго сердца, отправился к князю Зубову, жившему рядом, а великая княгиня пошла к своей невестке, поскольку та же галерея вела к великому князю Константину. Им нельзя было долго оставаться вместе: следовало готовиться к встрече великого князя-отца.

Павел приехал к семи часам и, не заходя к себе, отправился с супругой своей в покои императрицы. Он виделся лишь со своими сыновьями, а невестки его получили приказание оставаться у себя. Комната императрицы тотчас же наполнилась лицами, преданными великому князю-отцу. То были, по большей части, люди, взятые из ничтожества, которым ни таланты, ни рождение не давали права претендовать на высокие посты и на милости, о которых они уже мечтали. Толпа в приемных увеличивалась все больше и больше. Гатчинцы (так называли лиц, о которых я только что говорила) бегали, расталкивая придворных, и те спрашивали себя с удивлением, что это за остготы, одни только имеющие право входа во внутренние покои, в то время как прежде их не видывали даже в приемных?

Великий князь Павел устроился в кабинете рядом со спальней своей матери, поэтому все, кому он отдавал приказания, направляясь в кабинет и обратно, проходили мимо еще дышавшей императрицы, так, словно бы ее уже не существовало.

Это крайнее неуважение к особе государыни, это кощунство, недопустимое и к последнему из людей, шокировало всех и представляло в неблагоприятном свете разрешавшего это великого князя Павла.

Таким образом прошла ночь. Был момент, когда появилась надежда, что врачебные средства окажут свое действие, но вскоре эта надежда была потеряна.

Великая княгиня Елисавета провела ночь одетой, с минуты на минуту ожидая, что за ней пришлют. Графиня Шувалова приходила и уходила. Каждую минуту доставляли сведения о состоянии императрицы. Александр не возвращался домой со времени приезда отца. Около трех часов утра вместе с Константином они вошли к Елисавете. Они уже переоделись в форму батальонов великого князя-отца. Эта форма служила в царствование Павла образцом, по которому переобмундировали всю армию. Иногда ничтожные обстоятельства действуют сильнее, чем что-либо серьезное.

При виде этих мундиров, которых не носили нигде, кроме Павловска и Гатчины, и которые великая княгиня до сих пор видела на муже, только когда он надевал их тайком, ибо императрица не желала, чтобы внуки ее учились прусскому капральству, — при виде этих мундиров, над которыми великая княгиня тысячу раз насмехалась, исчезли последние иллюзии, и она разрыдалась. Это были первые слезы, которые она смогла, наконец, пролить. Ей казалось, что из тихого, радостного, надежного приюта ее внезапно перенесли в темницу.

Великие князья появились ненадолго. К утру дамы получили приказание надеть русское платье: это означало, что кончина государыни приближается. Однако еще весь день прошел в ожидании. Императрица пребывала в жестокой и продолжительной агонии и ни на минуту не приходила в сознание.