Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Так как Алексей Евграфович получил премию за разработку метода синтеза изопренового каучука, он решил поделиться ею с теми сотрудниками, которые помогали ему в разработке этого метода: с И. К. Ставицким, X. И. Кондрашовым, А. И. Лебедевой и С. И. Колядиным. Я по-прежнему навещала регулярно С. И. Колядина и в одно из посещений отнесла ему конверт с деньгами, которые передал ему Алексей Евграфович. Дня через два после этого его жена позвонила, что они с С. И. Колядиным хотели бы прийти к Алексею Евграфовичу. Алексей Евграфович назначил им время. Я не знала, зачем они хотели видеть Алексея Евграфовича. Колядин один ходить не мог и ходил всегда в сопровождении жены.

Когда он сказал о цели своего прихода, я была поражена, и Алексей Евграфович был удивлен не менее меня. Оказывается, они пришли сказать Алексею Евграфовичу, что они считают, что он должен отдать Колядину половину всей премии! Такое требование было, конечно, придумано не им, а его женой. Татьяна Николаевна Колядина относилась к числу таких жен, которые требуют от мужа денег и денег на наряды и на свои различные прихоти, а сами не работают. В ответ на такое заявление Алексей Евграфович сказал, что он дал своим сотрудникам столько, сколько находил нужным, а с таким заявлением он согласиться не может. Тогда заговорила Татьяна Николаевна, сказала, что раз человек потерял все, то он может рассчитывать, что ему дадут если не все, то по крайней мере половину, и ту подачку, которую Алексей Евграфович им прислал, он может оставить себе, и демонстративно положила на стол конверт с деньгами. Взяв

С. И. Колядина за руку, она ушла из кабинета и из передней, хлопнув дверью. Вся эта сцена произвела удручающее впечатление и на меня, и на Алексея Евграфовича. С. И. Колядин был такой скромный, деликатный, даже после своего несчастья он сохранил свой хороший характер. Но тут, очевидно, жена заставила его пойти и выставить такое требование. Алексей Евграфович получил премию официально за синтез изопренового каучука, но, конечно, он получил ее за все свои заслуги в области органической химии, как получили премии некоторые другие академики. Его вклад в это дело был, конечно, неизмеримо больше того, что сделали в этом отношении его сотрудники, и премия была присуждена лично ему, а не коллективу.

Вскоре после всех этих событий я уехала на месяц в Москву к Марине, чтобы в спокойной обстановке начать писать свою диссертацию. Я взяла в ректорате месячный отпуск, оставила Машу на попечение Марии Маркеловны, захватила с собой тетради с литературой и уехала. Жизнь моя в Москве текла тихо и однообразно. Вставали мы с Мариной утром рано. Горбатенькая Нюра, домработница Марины, кормила нас завтраком, Марина уходила на работу, а я садилась за письменный стол писать литературный обзор. Часа в два Нюра кормила меня обедом. Я делала небольшой перерыв, читала книги из Марининого шкафа с беллетристикой, затем снова работала до шести-семи часов, когда Марина возвращалась из института. Марина обедала, а потом мы с ней разговаривали, я ей говорила, сколько я написала, читала ей иногда выдержки, стиль требовал ее апробации. Иногда мы читали с ней стихи современных поэтов. Марина любила и понимала стихи, сама их писала в юности. Некоторые мы заучивали наизусть, другие жестоко критиковали. Несколько раз Марина водила меня в театр, в МХАТ или другой какой-нибудь драматический театр. Я приехала в Москву в половине апреля, майские праздники мы проводили вместе с Мариной. В тот день погода была холодная, дул сильный ветер. Мы с ней смотрели из окна, как по улице проходили колонны демонстрантов, кто в осенних, кто даже в зимних пальто. Нам страшно было даже смотреть на физкультурников, проходивших мимо нас в спортивных костюмах, майках и трусах!

Через месяц я вернулась домой и продолжала работать в библиотеке и писать дальше свою диссертацию. Сейчас не всегда можно достать хорошую писчую бумагу, а тогда с бумагой было совсем трудно. Мне удалось достать в «Пассаже» большие листы эстонской бумаги с водяными знаками, я дала ее переплетчику (отцу нашей лаборантки В. В. Златогуренной) разрезать на листы нормального размера. Часть ее я дала Алексею Евграфовичу для его нужд, а остальную оставила для печатания диссертации. Писала я диссертацию на клетчатой бумаге из расшитых общих тетрадей, которые мы покупали в университетском киоске. Бумага, выделенная мною Алексею Евграфовичу, не была им использована, и я на ней написала начало моих мемуаров.

В конце мая Ваня с Градей, Маша, Мария Маркеловна и М. П. уехали на дачу. Алеша с Олей в этом году не поехали в Лугу, а сняли избу в Мерёве, неподалеку от Ольги Артемьевны. Оля была в ожидании второго ребенка. Когда она решила его завести, Алеша говорил ей, что положение неспокойное, вот-вот может начаться война. Что она будет делать с двумя ребятами, если он не вернется. Оля очень храбро отвечала, что она и одна их воспитает, про себя же, как она потом рассказывала, думала, что при таком количестве родственников ей нечего бояться.