Корабль беспрепятственно вошел в верхние слои атмосферы. Сила тяжести была близка к стандартной – хотя масса Харибды и составляла около семнадцати масс Земли, планета была вчетверо больше. Именно этот факт бодрил меня больше всего, поскольку изначально предполагалось, что нам придется работать в условиях высокой перегрузки. Даже если бы сюда добралось старое тело Уоррена, у него не возникло бы никаких проблем с гравитацией, особенно после омолаживающих процедур. Но сейчас Уоррен находился в теле Сидры, и одно
Пока мы снижались все с той же скоростью один километр в секунду, давление поднялось до одной атмосферы – примерно такое же испытывала «Коса» перед посадкой на Арарате. Но здесь было намного холоднее, а воздуха не хватило бы для поддержания жизни в любом ее виде. Хотя мы еще не нуждались в криоарифметических устройствах и гидеоновых камнях, я привела их в действие, чтобы проверить интеграцию с кораблем. Судя по нашему опыту, полученному в фотосфере, требовалось обеспечить гармоничное взаимодействие между двумя системами, не давая одной из них получить дестабилизирующее превосходство над другой.
Давление и температура росли с каждым километром. При десяти атмосферах мы уже находились под толстым пепельно-серым облачным покровом, превращавшим дневной свет в сумерки.
Внизу ярко вспыхнул последний из акустических зондов. Поиск цели завершился, но точнее ее позицию смогут определить только датчики «Косы», когда та окажется достаточно близко. Цель находилась внутри кубического объема со стороной примерно сто километров, и анализ отраженного сигнала указывал на целостный объект со сложной асимметричной геометрией, протяженностью от десяти до двадцати километров, ориентированный вертикально.
При двадцати атмосферах дневной свет оставил все попытки проникнуть глубже. Стало черно, как в склепе, и даже фальшивые иллюминаторы «Косы» не давали ни малейшего намека на то, где верх, а где низ. Темноприводы потеряли свою эффективность по сравнению с реактивными двигателями на холодном газе, и вдоль бортов «Косы» открылись похожие на жабры щели, которые начали всасывать атмосферу, сжимать ее и выбрасывать наружу. Из корпуса выросли стабилизаторы с рулями высоты, а мои органы управления превратились в нечто более подходящее для подводной лодки.
– Весьма способный корабль, – прокомментировала леди Арэх на глубине с давлением сто атмосфер. – Пожалуй, я бы не отказалась от такого же.
– Прибереги похвалу – он пока не прошел серьезных испытаний. По сравнению с тем, что ниже, мы все еще в вакууме.
– Нам что, должно полегчать от твоих постоянных упоминаний, насколько там все ужасно? – спросил Пинки. – Может, как-нибудь сами сообразим?
Я на секунду отвела взгляд от приборов:
– Тебе это доставит больше радости, Пинки?
– Сейчас хоть электрический зонд воткни мне в центр удовольствия, я не развеселюсь.
Между тем атмосфера становилась горячее и плотнее, она все больше походила на теплую жидкость, чем на газовую смесь. Мы миновали уровень в пятьсот атмосфер, затем в тысячу. «Коса» оставалась невозмутимой, несмотря на раздававшийся внутри нее глухой лязг и стоны. Решив, что Пинки сейчас меньше всего нуждается в моих ободряющих словах, я предпочла промолчать.
При давлении в десять тысяч атмосфер начали вспыхивать индикаторы перенапряжения, внушая легкую тревогу. Среда, которую пропускала сквозь себя «Коса», теперь скорее напоминала горячую, вязкую лаву, чем что-либо похожее на воздух. Пора привести в действие вспомогательные системы, стабилизировав их до того, как они понадобятся нам по-настоящему. Я ускорила циклы охлаждения криоарифметических устройств в логарифмическом масштабе, то и дело останавливаясь и позволяя гидеоновым камням достичь временного равновесия. Из девяти узлов развернулась бронеткань, сливаясь в липкую, плотно прилегающую пленку, похожую на слизь миноги. Датчики «Косы» подернулись туманом, а затем адаптировались. Они все так же видели сквозь ткань, которая могла быстро исчезать и вновь появляться в определенных частях корабля, позволяя работать реактивным двигателям и рулям. Этот мерцающий эффект действовал столь искусно, что атмосфера не имела никаких шансов прорваться сквозь слабые места.
Долгие минуты снижения следовали одна за другой. Поскольку тьма снаружи оставалась неизменной и ничто внешне не указывало на давление и температуру за бортом, легко было вообразить, будто мы неподвижно висим на одной и той же высоте. Но хотя скорость нашего снижения замедлилась – «Косе» приходилось сопротивляться собственной плавучести, пытаясь уйти глубже, – мы продолжали преодолевать сотни метров в секунду. Показаниям датчиков давления и температуры уже нельзя было верить из-за влияния бронеткани, оставалось полагаться лишь на прогнозы, основанные на нашем ожидаемом перемещении. При пятидесяти тысячах атмосфер любой зонд, который «Коса» пыталась выпустить перед собой, проталкивая его сквозь бронеткань, будто рожки улитки, тотчас оказывался пожран окружавшей нас «лавой».