Фаза мертвого сна

— Не нравится мне тут, мам. Не мое это.

— А учеба, сыночек, учеба как?..

— Можно и заочно учиться.

— Армия… Армия же…

Я помолчал, собираясь с мыслями. Решение всегда было на поверхности, а мы отворачивались от него. Сделать вид, что я подхожу для службы, всегда было легче, чем признаться, что нет.

— Мам, я же… болею. Сама знаешь, я… не здоров. Мы пойдем к врачу, и меня не призовут.

Она сдавленно охнула, начала бормотать что-то несвязно, но быстро успокоилась.

— Да, сынок. Да, возвращайся.

Вот мы и признали, что странную свою болезнь я так и не перерос.

— Хорошо, мам. Я приеду. Завтра увидимся, значит…

Я уже почти нажал на отбой.

— Она же рассказала тебе, да, Гриш? Сказала, что я скинуть тебе приехала… Убить, отдать, только бы избавиться.

— Да. — Язык распух, нехотя шевелился во рту, и сам я налился тягучей жижей. — Но это ничего.

— Она забрать тебя хотела. Денег мне дала.

— Ничего, мам. Ты же передумала…

— Это она меня выгнала. Я бы осталась. Я бы тебя оставила, сыночек. Ты не нужен был, я не хотела… — Она бормотала, углубляясь в себя, как заходят в стоячие воды. — Я же тебя случайно, я же забыться… Я же не думала. А тут ты, и поздно уже, не рассосалось само… Нет, не рассосалось.

— Мам, не надо.

— А она мне, мол, я заберу! Пусть мой будет. А я что? Это лучше, чем убить! Лучше, чем сбросить, Гришенька, ведь лучше? Да?

— Да.

— Мы так жили хорошо… Но ведь она ненормальная, сынок! Все бродит, бормочет все, я боялась ее, Гришенька, и любила. И боялась. Как ни зайдешь к ней, сидит у зеркала, босая, халат распахнутый… И гладит себя, и чешет, и стонет. — Замолчала, перевела дыхание. — А как насмотрится, так хорошо с ней тогда! И добрая, и ласковая, и подарочки мне покупает, и пинеточки идем выбирать…

— Мам, ты бы пошла водички попить, а? — Я старался не вслушиваться в ее бормотание, вокруг меня сомкнулась летняя ночь, упоительная в своей прохладе, и это было куда важнее припадочного шепота на том конце трубки.

— Это я виновата, что она меня выгнала. Все хотелось в зеркало самой посмотреться, во сне даже видела, как подхожу к нему, ткань белую в сторону тяну, а там в отражении — я. Только другая. Не беременная, счастливая, за Гошенькой моим замужняя. — Истерично всхлипнула, задышала быстро и отрывисто. — Я и пошла, она убежала куда-то, а я пошла. Белая-белая занавесочка была, скрипела в пальцах. Никогда такую чистоту не видела… И на пол ее, к ногам ее. Лишь бы на себя посмотреть. Не успела я, Гриш… Ленка прибежала, оттолкнула меня, исцарапала и выгнала.

Сквозь гул в ушах, я почти не слышал, что она говорит. Но нутром чуял, сказанное важно, на самом деле важно. Возможно, первый раз за долгие годы мама говорит мне, что-то стоящее. Но разобраться в ее словах не получалось. Тело размякло, голова отяжелела. Лоб пылал, и жар стекал с него вместе с ледяным потом. Пальцы сами потянулись к кнопке отбоя.

— Я из поезда позвоню, мам.

— Мне оно снится до сих пор, Гришенька, — вместо прощания прошептала она. — Ты только не ходи, не смотрись в него. Не ходи, сыночек. Не ходи…

Я и не собирался никуда идти, мам. Куда бы ты ни посылала меня, от чего бы ни отговаривала. Я бы так хотел просто переждать короткую летнюю ночь на скамейке, а утром уехать домой. И до конца жизни делать вид, что в столице не бывал. Но по другую сторону моего сна солнце вовсю проливалось лучами через пыльные окна дома. И я не мог исчезнуть, не попрощавшись.

Каждый шаг по лестнице отдавался во мне приглушенной вспышкой страха. Но я забирался все выше и выше. На пятом этаже меня ожидала трухлявая дверь теткиной берлоги. Я потянул ручку, заперто не было. Не было и Елены Викторовны. Только вещи, раскиданные по полу, только горстка рыбок и распахнутый портфель. Я скользнул в свою комнату, наскоро запихал пожитки в сумку, бросил ее у двери и рухнул на тахту.

Сколько времени нужно, чтобы на век попрощаться с той, которой не существует? Нет, не так. Сколько времени нужно, чтобы на век попрощаться с той, лучше которой не существует? Метро открывалось через три с половиной часа. В запасе для сна у меня было сто восемьдесят минут. Я выставил время на будильнике, растянулся на тахте, прижался лбом к стене и медленно выдохнул.

Тетка безмолвствовала. Время утекало. Нора ждала меня. Иного не существовало.

13

Я знал, где окажусь. Все было просто и понятно. Открыть глаза, вдохнуть знакомый мрак коридоров, провести пальцами по влажной стене, приветствуя дом.