Фаза мертвого сна

Электрический разряд вошел в меня чуть ниже виска и вышел под левым ребром, безжалостно прожигая плоть на своем пути. На секунду я поверил, что передо мной и правда Нора. Если реальность исказилась настолько, что Елена Викторовна бежит за мной по коридору, голая и оголодавшая, так почему моя Нора не может стоять у метро, комкая в руке сумку? Я моргнул раз, второй, надеясь, что морок удержится. Но чуда не случилось. Сумка повисла на костистом плече Зои. Она откинула ее за спину, высвободила из-под лямки зажатые волосы, и растерянно улыбнулась.

— Простояла тут минут сорок, решила, если до одиннадцати не придешь, то все. Поеду домой.

— А сейчас сколько?

— Десять пятьдесят восемь. — И вздернула подбородок, деланно равнодушная к жалобности своего ответа.

На ней была тельняшка и короткая юбка совершенно дурацкой формы перевернутого колокольчика. Ярко-красная ткань стояла колом на бедрах, оголяя их выше колен. На правом темнел синяк, у левого набухал расчесанный комариный укус. Пыльные кеды, резинки носков стискивают щиколотки. На любой другой девушке этот наряд смотрелся бы забавно, с налетом чего-то французского, но Зоя выглядела глупо. А может, это я смотрел на нее с подлой беспощадностью.

— Я был занят. — Оправдываться не хотелось, быть с ней не хотелось, ничего не хотелось.

Ничего, кроме Норы.

— Работу искал? — Зоя хваталась за темы, сумка сползала с ее плеча, и она поправляла ее нервным движением.

— Нет.

— Ну и правильно. — Из растерянной улыбка стала жалкой. — Макс чуть не лопнул от злости, когда ты не пришел. Все столы заплевал!

— Ммм…

Рыбьи глаза больше не улыбались, уголки губ, растянутых по инерции, подрагивали, она уставилась себе под ноги.

— Ну, ты не в настроении, короче. Я тогда пойду… — Бросила она, но не ушла, застыла в надежде, что я начну уговаривать ее остаться.

Все мои мысли в этот момент занимал всего один вопрос — успела ли закончится вечная ночь, окутывающая дом, а с ним и Нору? Настало ли утро, наступил ли новый день. Ждет ли она меня, или уже решила, что я бросил ее, воспользовался и бросил?

— Знаешь, мне вначале показалось, что ты хороший. — Зоя схватила меня за локоть, привлекая внимание, подошла ближе, но взгляд не подняла. — Странный очень, но в целом ничего, нормальный. Но это… Короче, вообще ошибка моя. — Она сглотнула, поджала губы. — Ты эгоистичный мудак. Как все кругом. Только еще и ни хрена в жизни не понимаешь. Я тебе помочь хотела, а ты… Ну и черт с тобой.

Разжала пальцы, отступила, поникшая, оскорбленная в лучшем порыве большого, ненужного никому сердца. Даже красный колокольчик юбки померк, и в сгустившихся сумерках стал похож на размытую темную кляксу.

— Слушай, я… — Слова разбежались, спрятались по углам, укрылись в темноте и гуле, а я остался стоять перед Зоей, как дубовый чурбан, бессердечный и рассохшийся. — У меня тетка крышей поехала, гонялась за мной по всей квартире. — Иногда правда бывает уморительней любой лжи, но Зое понравилось, она чуть расправила плечи глянула на меня с интересом.

— Белочку что ли словила?

— Кто ее знает, но гонялась за мной полуголая, представляешь? С портфелем каким-то дореволюционным… А в нем знаешь, что?

— Что?

— Печенюшки такие маленькие. Рыбки.

Зоя снова улыбалась — крупные зубы оголились, в уголках рта собралась помада. Но я почти не видел этого в рассеянном свете фонаря.

— Короче, цирк полный. Я потому и не пришел.

— Надо было Максу рассказать, может, не уволил бы.

— Да, нет. Я все равно уезжаю… — Сказал и вдруг понял, что все уже решено, мне сразу стало легко и ясно, даже гул поутих.

— Как уезжаешь? — Зоя сделала шаг назад, но тут же подскочила совсем близко. — Когда?

— Завтра, наверное… — Я мог разглядеть ее лицо в мельчайших деталях, даже поры на носу и маленький прыщик на подбородке, но видел, как влажно заблестели ее глаза, как задрожали длинные прямые ресницы. — У меня дома мама осталась, я только документы подать приехал… Может, вернусь еще, если поступлю.

Зоя видела, что я врал, а я видел, как больно бьет по ней моя ложь. Мы неловко застыли друг перед другом, слишком близко, чтобы просто разойтись, слишком далеко, чтобы дотянуться губами. Все еще можно было увернуться и сбежать, но это было бы слишком подло. Особым, не поддающимся осмыслению чутьем, я понимал, как неумолимо в доме настает утро, куда быстрее, чем здесь. Нора ворочается, ощущая холод, что тянется к ней с пустой половины постели. Чтобы успеть к ней, всего-то и нужно было, поцеловать Зойку на прощание. Жест благодарности. Ничего большего.

Я потянулся вперед, осторожно обнял костлявые плечи. Зоя судорожно втянула воздух и уткнулась в меня губами, бездумно и жалобно, как новорожденный щенок. Я пытался целовать ее, но выходило плохо — мы сталкивались носами, обливались слюной, бестолково бодались. Руки сами собой соскользнули с Зойкиных плеч, она стряхнула их на бедра, но вышло, будто я сам решил ощупать ее недвусмысленным образом. Кофточка задралась, обнаженная полоска кожи над юбкой обжигала. Стоило дотронуться до нее, как Зоя охнула, оттолкнула меня и замерла, тяжело дыша.