Фаза мертвого сна

Я достал из сумки свежее белье, не глядя сбросил трусы и майку, засунул их в пакет и завязал узлом. Мелочи. Пустые мелочи человеческого тела. Они не могли испортить момент, запятнать случившееся своей белесостью, вязкостью и остывающим теплом. Пахнущая домом ткань, выстиранная и выглаженная мамиными руками, придала мне уверенности. Чистые джинсы и майка. Пара одинаковых носков. Я ощупал себя, убеждаясь, что стал совершенно другим человеком. Плечи расправились, грудь раздалась, живот подобрался. Даже подбородок стал колючим от утренней щетины, растущей у меня по миллиметру в год до этого самого момента. В тусклом стекле я отражался раздвоенным силуэтом, но и по нему было видно, что Гриша Савельев больше не забитый девственник. И считаться теперь будет все, что он сам решит.

На улице темнело, времени было как раз столько, чтобы успеть на встречу с Зойкой, купив по дороге цветов. Только делать этого мне не хотелось. Первый блин оказался не комом настолько, что колени подкашивались и мелко дрожали. Тратить запал на второсортные знакомства смысла не оставалось. А вот поваляться на тахте, в красках вспоминая каждую подробность, а после уснуть, чтобы все повторилось… Да, такой план нравился мне куда сильнее.

Я почти уже решил вообще не выходить из комнаты до наступления осени, но ладони, которыми пришлось комкать грязные трусы, чтобы спрятать в пакет, противно липли. Сложно чувствовать себя победителем, когда по локоть изгваздался в своей победе.

Коридор пустовал. Я прокрался к ванне, скользнул внутрь, щелкнул выключателем и уставился на себя. Чужак в зеркале смотрел с вызовом. Он был вполне себе красив — немного изможденный и заспанный, но загадочно мрачный и тайно ликующий. Даже ржавый плевок из крана не смог его расстроить. Вода унесла в слив всю липкую стыдность, будто ее и не было. И я тут же с облегчением понял, что ее и правда не существовало. Была только Нора. Был я. И то, что между нами случилось. И случится еще. И еще. Ровно столько раз, сколько я захочу.

Уверенность в этом не вызывала сомнений, все страхи, пережитые во сне, стали вдруг перчинкой, обостряющей удовольствие, а странность происходящего и вовсе обязательной его составляющей. Вместе с водой я смыл из памяти главное — понимание, что сон остается сном, каким бы прекрасным он ни был. И все сразу же встало на свои места. Заноза сомнений сама выскочила из ранки. Я улыбался себе через мыльные потеки на старом зеркале.

Можно было принять душ, но мне не терпелось вернуться в комнату, словно там меня и правда ждала Нора. Я обещал ей, что вернусь утром следующего дня, но кто знает, как течет время в доме, когда мне нет в нем? Что, если ночь там уже закончилась, и моя Нора проснулась, покинутая, обманутая и приговоренная служить черному ворону, прилетевшему за ее падшей душой? Я представлял себе толстого старика в черной рясе, тяжелое распятие, одышка и колыхающееся при движении пузо. Как можно отдать ему Нору? С ее маленькой грудью, дымными волосами и тьмой между коленями? Даже думать об этом грязно. Скорее туда! Пересечь коридор, рвануть к тахте, прижаться лбом к холоду стены и спать-спать-спать! Чтобы видеть ее, слышать, осязать.

Засыпать я начал на выходе из ванны, я спал на ходу, пока тащился до двери комнаты, потому увидеть тетку, сидящую на подоконнике, было как удариться носом об столб — неожиданно до крика, больно до слез. Я застыл на пороге, тетка равнодушно моргала совиными глазами — раз, другой, третий. Потом сфокусировала на мне взгляд и растянула тонкие губы в подобие улыбки.

— Здравствуй, милый мальчик, — прошелестела она и зачем-то откинула ворот халата, обнажая обтянутый кожей сустав плеча.

Острая кость ключицы готовилась прорваться наружу. Плоть шла пигментными пятнами. Вытертый до блеска бархат лоснился. И вот он-то меня и добил. Я бы шагнул обратно в коридор, а оттуда на лестничную клетку, да только сон вне теткиной берлоги не принес бы мне ни Норы, ни дома, ни наслаждения. Это мы уже проверяли. Поэтому я остался на месте, засунул руки в карманы, чуть наклонил голову, словом, приготовился к драке.

А вот Елена Викторовна драться не собиралась. Она легко спрыгнула с подоконника — халат распахнулся еще сильнее, и потянулась к форточке. В комнату хлынул вечерний воздух, прохладный и влажный. Елена Викторовна глубоко вдохнула, чуть сгорбила плечи и бросила на меня взгляд, мол, вот же как зябко, кто бы согрел?

Тошнотворность зрелища становилась вполне себе физической тошнотой.

— Вы хотели что-то спросить? — Собственный голос доносил до меня приглушенно, словно через толщу воды, в ушах раздался знакомый гул, только я не спал, совсем не спал.

— Нет. — Тетка пошарила в карманах и выудила помятую сигаретную пачку.

— Что-то сказать? — Тахта манила теплом, обещала безграничное удовольствие, а я как дурак топтался на пороге, пытаясь выпроводить законную хозяйку помещения.

— Нет. — Следом из бездонного бархатного кармана на свет появился коробок спичек, Елена Викторовна чиркнула одной, та сразу съежилась и погасла. — Помоги…