Фазиль. Опыт художественной биографии

«Как сейчас помню: я присел с его книгой на крылечке нашего сухумского дома, открыл ее — и был ослеплен стилистическим блеском. После этого еще несколько месяцев я не только сам читал и перечитывал его рассказы, но и старался одарить ими всех своих знакомых, при этом чаще всего в собственном исполнении. Некоторых это пугало, иные из моих приятелей, как только я брался за книгу, пытались улизнуть, но я их водворял на место, и потом они мне были благодарны или были вынуждены делать вид, что благодарны, потому что я старался изо всех сил.

Я чувствовал, что это прекрасная литература, но не понимал, почему и как проза становится поэзией высокого класса. Я тогда писал только стихи, и советы некоторых моих литературных друзей попробовать себя в прозе воспринимал как тайное оскорбление. Разумеется, умом я понимал, что всякая хорошая литература поэтична. Во всяком случае — должна быть. Но поэтичность Бабеля была очевидна и в более прямом смысле этого слова. В каком? Сжатость — сразу быка за рога. Самодостаточность фразы, невиданное до него многообразие человеческого состояния на единицу литературной площади. Фразы Бабеля можно цитировать бесконечно, как строчки поэта. Сейчас я думаю, что пружина его вдохновенных ритмов затянута слишком туго: он сразу берет слишком высокий тон, что затрудняет эффект нарастания напряжения, — но тогда я этого не замечал. Одним словом, меня покорило его полнокровное черноморское веселье в почти неизменном сочетании с библейской печалью».[34]

Книга Бабеля, купленная тогда, по свидетельству Антонины Михайловны Искандер, до сих пор хранится в семье — изрядно зачитанная и потертая.

Бабеля Фазиль любил искренне, был одно время — уже в перестройку — председателем комиссии по его творческому наследию. Но ссылка на автора «Одесских рассказов» — это скорее шутка, как и сентенция насчет того, что жена пришла — муза (поэтическая) ушла. Тем более что стихи Искандер будет писать всю жизнь, и в шестидесятых у него выходит подряд несколько сборников: последний из абхазских «Дети Черноморья» (Сухуми, 1961), московские «Молодость моря» (1964), «Зори земли» (1966), «Летний лес» (1969). А вот потом действительно будет перерыв до 1987 года, до сборника избранных стихов «Путь».

О его поэзии по-прежнему пишет критика, и ей уже есть о чем писать: стихи шестидесятых у Искандера, может быть, наиболее совершенны. Скорей всего, потому, что до середины этого десятилетия он выдерживал некий баланс. Дальше проза вступит в свои права окончательно. Переломным моментом станет «Созвездие Козлотура» (1966 год). А пока были рассказы, журнал «Юность» — в ее компанию Искандер влился легко и непринужденно. Печатал он в «Юности» и стихи: в седьмом номере за 1963 год, например, вполне «датское» стихотворение «Звездная сестра», посвященное, само собой, полету Валентины Терешковой. Или «Балладу о зависти» (девятый номер того же года), где это стихотворение соседствует с обширными подборками «топовых», как сказали бы сейчас, авторов — Риммы Казаковой и Евгения Евтушенко.