Федеративные идеи в политической теории русского народничества

Приведенное противопоставление исключительно важно для понимания позиции Ткачева. В отличие от Лаврова и других народнических идеологов, Ткачев различал революцию и прогресс: «Всякий, кто хочет содействовать мирному прогрессу, должен учиться, учиться и учиться, накоплять и распространять знания; они – необходимое условие этого прогресса. Но они – совсем не необходимое условие революции. Они создают прогресс, но не они создают революцию»[289]. Мыслитель решительно опровергал противоположную идею – о взаимосвязи прогресса и революции: «…я признаю ее вредной <…>, – писал он об этой идее. – Она вредна, во-первых, потому, что вы спутываете понятия молодежи, подтасовывая идею революции идеей мирного прогресса; во-вторых, она вредна потому, что тот путь, на который вы указываете молодежи как на единственный полезный в деле подготовления революции, совсем не единственный, и, идя по нему, она будет не приближаться, а скорее удаляться от возможности осуществления насильственного переворота в ближайшем будущем; она будет работать не для торжества революции в настоящем, а для торжества мирного прогресса в будущем»[290]. Безусловно, «в этой двоякой борьбе должен принимать участие всякий не только мыслящий, но просто даже честный человек, становясь или на сторону реакции, или прогресса, потому что эта борьба есть борьба между реакцией и прогрессом». Однако тут же Ткачев уточнял – «между прогрессом, а совсем не революцией»[291].

Таким образом, упование на мирный прогресс – это, по Ткачеву, путь в никуда. Он утверждал: «Мы знаем только, что, каково бы ни было <…> будущее, оно не может быть хуже настоящего»[292]. Если будущее после революции будет лучше настоящего, почему это не прогресс? Если оно сравняется с настоящим, то зачем нужны революции? Никто не может гарантировать, что такая слепая революция создаст реальность, которая окажется лучше настоящего несправедливого царского режима, в котором, по крайней мере, существует порядок.

Складывается впечатление, что Ткачев нечетко разделял понятия «прогресс» и «мирный прогресс». «Революция» у него больше похожа на изменение или разрушение существующей социальной структуры, а «прогресс» означает рост и развитие в разных областях. Но в любом случае Ткачев признавал, что разрушение, приносимое революцией, не будет постоянным состоянием человеческого общества. «Насильственная революция» – это всего лишь этап, транзитное состояние: «…революционное меньшинство, пользуясь разрушительно-революционной силой народа, уничтожит врагов революции и, основываясь на общем духе положительного народного идеала (то есть на консервативных силах народа), положит основание новому разумному порядку общежития». Ткачев называл эту схему «общей формулой, определяющей относительную роль и участие в революции <…> факторов, от совместной деятельности которых зависит ее успех». Причем эта формула «с логической неизбежностью вытекает из сделанной нами оценки характера и объема действительной революционной силы, заключающейся в настоящее время в нашем народе»[293].

Если революция представляет собой некий разворачивающийся во времени процесс, то «ближайшая цель революции должна заключаться в захвате политической власти, в создании революционного государства. Но захват власти, являясь необходимым условием революции, не есть еще революция. Это только ее прелюдия. Революция осуществляется революционным государством, которое, с одной стороны, борется и уничтожает консервативные и реакционные элементы общества, упраздняет все те учреждения, которые препятствуют установлению равенства и братства, с другой – вводит в жизнь учреждения, благоприятствующие их развитию»[294]. Значит, революция имеет двоякую функцию – разрушение и созидание. Соответственно, и народ тоже обладает двойственным характером – одновременно и революционным, и консервативным. Но лишь революционная составляющая этого характера востребована революцией. После революции народ снова станет консервативным: захочет восстановить общину, сделать эту общину побольше, стать самому побогаче – или, по крайней мере, не таким бедным. У народа отсутствует стимул преобразовывать свою жизнь, так как в революционном государстве властью тоже должно овладеть меньшинство, хотя этому меньшинству и придется «окружить себя органами народного представительства, Народной Думы, и санктировать их волей свою реформаторскую деятельность»[295].