Но для некоторых этот обряд способствовал изменению мировоззрения. Достоевский с этого момента не только уверовал в силу молитвенного слова и в предначертание судьбы, но и полностью переменил свои убеждения. В «Северной пчеле» 23 декабря 1849 года появилось сообщение о наказании Достоевскому: «Отставной инженер-поручик Федор Достоевский за участие в преступных замыслах, распространение письма, наполненного дерзкими выражениями против православной церкви и Верховной власти, за распространение путем домашней литографии сочинений против правительства был приговорен к смертной казни расстрелянием. Но по высочайшей конфирмации (утверждению) был приговорен к лишению всех прав состояния, к ссылке в каторжные работы в крепостях на 4 года с последующим определением в военную службу рядовым».
Достоевский не сразу осознал, что после тяжких нравственных страданий он обрел право на жизнь, хоть и несвободную. Брату Михаилу он написал из крепости: «Я не припомню другого такого счастливого дня. Я ходил по своему каземату в Алексеевском равелине и громко пел, так я рад был дарованной мне жизни». С дороги он написал другое письмо, в котором подробно сообщил об обряде казни: «Я был во второй очереди, и жить мне оставалось не больше минуты. Я ожидал самого худшего. Ах, как мне хотелось жить! В последние минуты только ты был в уме моем. Я не уныл и не пал духом. Жизнь – везде жизнь. Подле меня будут люди. Быть человеком между людьми – вот в чем жизнь».
С такими мыслями оправился Достоевский с другим петрашевцем – Дуровым – в сибирскую каторгу. В течение целого месяца добирались они до места ссылки. Зима была холодной, мороз доходил до 40 градусов. «Я промерзал до сердца», – вспоминал он позже. Достоевского и Дурова 23 января 1850 года доставили в Тобольск. Два брата Достоевского – Михаил и Андрей – тоже подвергались аресту, но вскоре были отпущены «за отсутствием состава преступления».
Глава 6
Испытание каторгой
Да ударим туда, где больнее болит,
Да пусть на коленях талант постоит.
Пребывание в Петропавловской крепости и унизительный обряд казни были лишь началом страданий уже известного к тому времени писателя Достоевского. Их продолжением стала сибирская каторга. Удары судьбы он воспринимал как искупление грехов. Но он готов был выдержать любые испытания, лишь бы снова взять в руки перо. На пересыльном пункте в Тобольске ссыльных встретили жены декабристов: Н.Д. Фонвизина, П.Е. Анненкова, Ж.А. Муравьева. Во время короткого свидания они благословили их и вручили всем по Евангелию. Это Священное Писание Достоевский бережно хранил как драгоценность не только в годы пребывания в ссылке и в армии, но и после возвращения в Петербург до самого последнего дня своей жизни.
23 января 1850 года Достоевский вместе с Сергеем Федоровичем Дуровым был доставлен в Омский каторжный острог. Мрачная многонаселенная тюремная казарма подействовала на него угнетающе. Это был очередной в его жизни мощный стресс. Он оказался в гуще людей из преступного мира – с ворами, убийцами, насильниками, бродягами, среди них только трое политзаключенных. С ними он должен был дышать теперь одним воздухом, есть тюремную похлебку и слушать ежедневно рассказы об их вольных и невольных преступлениях. Деревянные нары стали его кроватью без каких-либо постельных принадлежностей, кроме одной подушки. Одеялом служил короткий тулуп, который не прикрывал ноги. Спать ему пришлось в кандалах. Их не снимали с него даже в бане.
Несмотря на тяжелый недуг – эпилепсию, его не освободили от тяжелого физического труда и определили на погрузку в вагонетки алебастра. Достоевский как политический каторжник был лишен не только свободы, но и всех человеческих прав. У него отняли право на свидание с родными, на переписку с ними, право на чтение какой-либо литературы, кроме религиозной, и ему пришлось ежедневно читать Евангелие, многие заповеди которого выучил наизусть. Особенно часто он повторял одну из них: «Молитесь, дабы избежать беды, дабы не смущалось сердце ваше и не устрашался дух. Плоть немощна, а дух всесилен». Евангелие стало его охранной грамотой, талисманом.
Человек, посвятивший себя литературному труду, на несколько лет был лишен возможности заниматься им. Он потерял все, что имел, – звание, права, имущество, свободу. Ему запретили иметь письменные принадлежности, и это было для него, писателя, особенно тяжким испытанием. Он мог только наблюдать каторжную жизнь, фиксировать ее в своей памяти и обдумывать сюжеты будущих романов. Этого стражи порядка не могли ему запретить. От внешнего мира теперь его отделяли острожная стена, опутанная колючей проволокой, да земляной вал, по которому день и ночь ходили часовые. Он мечтал совершить подвиг во имя народа, увидеть торжество свободы, а получил за это каторгу и цепи на ногах и чуть было не лишился жизни.