Федор

– Страх-то какой, дедушка, и рядом…

– Э, внучка, видать, по грехам… Все молчали, и я молчал, а скажи хоть соседу – тебя завтра за тем же забором и шлепнут. Донесут – вот падение какое… В начале тридцатых годов отгородились.

Вера заплакала. Поднялась из-за стола, упала на колени перед иконами. А он тем временем продолжал:

– А ты спрашиваешь, «что не записал?»… Придет время, станут говорить: «Да что старое вспоминать, покойников не воротишь…» А такое старое нельзя забывать. За такие-то дела и земной суд должен быть… Только ведь знали и соглашались, потому что считали коммунизм делом правым. Соблазнились раем на земле – вот грех…

Где-то за окнами остановилась машина, стукнули дверцы, зазвучали сильные голоса. Петр Николаевич прислушался.

– Федя, наверно, с дружком приехал… Что это они там выгружают?

Вера выглянула в окно – и содрогнулась: грузовая машина с открытым задним бортом стояла посреди улицы, и Серый выволакивал из кузова на свое плечо готовый деревянный крест с мощным бревенчатым основанием. Крест, видимо, был настолько тяжел, что даже натаскивать его на плечо было затруднительно. Но вот центр тяжести пойман, Серый выпрямился во весь рост, качнулся, для устойчивости переступив с ноги на ногу, развернулся и медленно пошел во двор… И представилась дорога бесконечная, и нет ни души на этой дороге – и уходит, уходит по ней под гнетом неподъемного креста человек – и человек этот Федя Серов, сосед, и не осилить ему крестную ношу… И Вера как будто из отчаяния в душе своей воззвала: «Господи, помоги ему!» – И мираж исчез, и видно было, как Серый вошел с крестом во двор, а уже через полминуты вышел оттуда, отряхивая и потирая ладонью плечо. Он что-то сказал шоферу, они закрыли задний борт и пошли в избу.

– Так что там? – спросил Петр Николаевич.

– Да ничего, телевизор привезли.

– У него есть один.

– Может, не себе или цветной.

– А я думал – крест, – и глубоко вздохнул. – Тебе ведь восемнадцать уже, – точно подумал он вслух. – Вот и муж рядом ходит.

Вера и зубами стукнула:

– Да ты что, дедушка? Ты что мне сулишь?! Да ему, наверно, уже лет тридцать, старик уже… Господи, дедушка, да ведь он женатый. У него семья – резко понизив голос, заключила она. А дедушка беззвучно засмеялся:

– С такими шлендами семей не заводят, с такими блудят… Лет ему двадцать восемь. Да и к слову я это сказал, не то что прямо: выходи замуж.