Федор

Веселка, пятилетняя добрая корова, паслась на задворках шагах в двадцати от кладбищенского забора на привязи – иначе нельзя, иначе может сокрушить электровозом.

– Это киянка, – поправил Петруша, вскидывая увесистый деревянный молоток, – а не «колотушка».

Младшие, черпанув в плошку овса, уже на крыльце закричали в три голоса: «Цыпа, цыпа, цыпа!» А мать с Петрушей пошли через огород на задворки. Уже издалека, видя хозяйку, Веселка тоскливо замычала. Петруша подхватил из рук матери пакет с черствым хлебом и побежал вперед – угостить Веселку.

Полуметровый штырь с кольцом и веревкой вбили так, чтобы корова могла укрыться в тени кустов и полежать, что Веселка, расправившись с хлебом, и сделала.

– Ты иди, – сказала мать, – а я сейчас… Присмотри там за мелкими, – и медленно пошла к кладбищенским воротам. Она села на лавочку возле могилки, перекрестилась. Что-то не только в мыслях, но и на душе было тревожно. «Господи, и нет никого, кроме отца Михаила, кому бы поведать страхи… дедушка, милый, помолись о нас. Все хорошо, а сердце трепещет. В тревоге душа… Ведь Господь благословил меня, значит, так и должно быть… Причаститься бы, в церковь бы, да что-то боюсь ехать, страх одолел. Не могу… Вот так же было и тогда, но тогда навалилось трудное испытание, затянувшееся не на один год…

А началось с того, что Федя сменил работу – пошел служить богатым мужикам. И уже через месяц он признался:

– А ведь там не все так просто… оттуда и захочешь – не уйдешь…

Она не знала, чем он занят на своей работе, но понимала, что деньги бешеные зря не платят, тем более, когда имеешь дело с жульем. Иногда он приходил сам не свой, и за три выходных дня не мог выйти из подавленного состояния… А потом Серый начал выпивать, обычно в первый день после дежурства, а через какое-то время уже не выпивать, а пить.

– Федя, милый, – не раз плакала Вера, – брось эту каторгу и сходи к отцу Михаилу, исповедуйся, причастись, иначе погубишь ты и себя, и детей.

Муж раздраженно отмахивался.

Однажды он ушел на дежурство, но к обеду возвратился.

– Ну вот, без попа обошлись, – сказал он с горькой усмешкой. Открыл бутылку пива, выпил из горлышка и развязно засмеялся. – Сказали— пить нельзя, руки трястись будут…

И тянулось время, хмурое и недоверчивое.

«Господи, а может и другое что-то мучило тогда?» – вяло подумала Вера, и в затуманенном сознании поплыли совсем иные слова и лица.

– Богородица поможет, – необыкновенно твердо повторил отец Михаил. – Кому как не тебе собрать и возглавить общину? И Петр Николаевич завещал – ты хранительница храмовых святынь. И я, твой отец духовный, велю тебе: собирай и регистрируй общину, и как только будет община, так потребуем возвратить храм.

– Батюшка, – взмолилась Вера, – у меня трое малых и муж на такую работу влез, хоть караул кричи. Мне бы с ними управиться…

– Вот и управишься. И еще трое будет, а иначе и с этими не управишься.

– На такое дело мужчину надо бы…

– Много их там, у вас, мужчин?.. И вообще: пьющие или безбожники. Мужчин загубили в России, мужчин теперь выращивать надо – вот тебе Бог трех сыновей и даровал. – И вновь повысил голос: – Я не уговариваю, я велю тебе!

Выслушав жену, Федор грубо сказал:

– Аборты делать не хочешь, вот и крутись с детьми! Какая тебе еще община? Может, и ящик на шею повесишь – и по электричкам?! А что, на ремонт храма!

– Для детей и нужен храм… и для тебя тоже – тебе ведь лень в город съездить.

Федор даже хмыкнул от досады – он держал на руках Николку.

– Лень… А, между прочим, деньги-то ведь я домой приношу. И дома без продыха. Так что в церковь мне некогда. Да и нет у меня такой потребности, хотя я и не против церкви. Ты что, не понимаешь этого?

– Что же тут не понимать? У тебя нет потребности. А у меня есть. Я и тебя в общину запишу.

– Нет уж, без меня.

– Вот и побудь с детьми, а я в управу сбегаю. Узнаю, по крайности…

– Ты, Вера, зря на грубость нарываешься, – пропел, было Федор, но жена уже стукнула дверью— и по тропе напрямую в поселок. – Вот, Никола, мамка-то у нас с характером, в общем-то – молодец…

– Ой, Верушка, ты заместо деда своего у нас – святое дело задумала! Так и пиши всех подряд, и не спрашивай… паспорта, говоришь, нужны, и подписи… а ведь у Насти почерк хороший, она в конторе табельщицей всю жизнь работала… давай, так я и сделаю: ты себя запиши, чтобы видно было, как записывать, и давай мне бумагу, а я ее Насте и отнесу – она это дело в один день управит и тебе принесет, она на ногу легкая, если не лежит, – вот и ладно… Когда надо или с детьми побыть, зови любую, а то и двух – ту же Настю да хоть меня… мужиков-то нет, всех поубивали, а кои остались, так поперемерли раньше срока… табак да водку жрут – долго ли протянешь… вот я и побежала…