Читаем Феечка полностью

– Можно ближе к сегодняшнему дню? – перебил его Андреев. – Я согласен с каждым вашим словом, но нашим слушателям важно знать – что же нам делать, чтобы не сидеть по пяти – семи разным подвалам или, простите, – он улыбнулся, – по красивым залам с бархатными креслами, как некоторые из присутствующих, имеющих здание в центре Москвы, в котором можно вести революционную пропаганду и политическую борьбу с режимом…

– Что такое коммунизм? – прервал его Сулидзе, раздувая ноздри. – Вы объясняли своим последователям? Как вы это объясняли? А ответ прост: коммунизм – это максимальное раскрытие творческого потенциала каждого.

– Лукаво… – коротко засмеялся Андреев. – Крайне лукаво. То есть это не коллективная собственность на средства производства, это не отсутствие какой-либо собственности вообще, а развитие личности?

– Именно так. И к этому надо стремиться.

– Вот и ответ, – Андреев повернулся к центральной камере, – друзья. Игорь Зурабович зовет к саморазвитию. А саморазвитие возможно даже при рабовладении. Почему бы рабу в свободное от рабского труда и побоев время не писать стихи и поэмы, басни и эпиграммы? Не рисовать и не лепить?

– Передергиваете, – Сулидзе страшно улыбался.

– Вот и поговорили, – развел руками Андреев. – Я надеюсь, это не последний наш с вами разговор, потому что искать пути сближения нужно. Но мне кажется, что сейчас мы с вами на разных полюсах, дальше, чем…

Сулидзе, не дослушав, встал, бешено посмотрел на Андреева, потом в камеру… Ощущение было, что он только что-то яростное говорил или вот-вот скажет… Но он молча посмотрел (я-то знаю, это его обычный трюк), молча прошел через «студию», Андреев махал и шипел Сене: «Снимай, снимай одной камерой в затылок! Веди до двери!»

Сулидзе, конечно, слышал это, но ушел с прямой спиной, рванул на себя дверь, та, как нарочно, открылась не сразу, Сулидзе рванул еще раз и хлопнул так, что из стены, обитой звуконепроницаемыми панелями (какой в них толк, если все равно на окне фанера?), посыпалось что-то серое. Это было красиво, как постановочный уход. Наверное, представления, которые устраивал Сулидзе в цирках нескольких провинциальных городов, были музыкальны и четко простроены. Он – талантливый человек, неординарный, это понятно. Но чего на самом деле хочет? Очевидно, власти. Над умами – пусть не сотен миллионов, а нескольких тысяч людей, но власти полной, единоличной, всепоглощающей. Пришел – и растворился в Сулидзе, в его разговорах, бешеных глазах, в его странной логике, неверно увязывающей понятные и всем известные вещи, в его теориях, казалось бы, безобидных…

– Про хомяка – это было сильно. Такая фигура снижения, что даже Игорь Зурабович на секунду опешил, – улыбнулся Андреев мне, когда вся известка осыпалась со стены.

– Это правда, – пожала я плечами.

– А ты, Надя, на самом деле – феечка, как я сразу этого не понял, – Андреев говорил просто, без всякой лишней позы. Был такой милый, близкий, почти домашний… И он так произнес мое имя, так тепло, мягко…

У меня застучало сердце и мгновенно пересохло во рту. Ничего оригинального я придумать в ответ не смогла и тоже улыбнулась.

– Сеня, – позвал Андреев, – погоди, ты курить собрался? Сделай-ка нам хороший снимок. Напишу, что нашел директоров. Чтобы больше народ не волновался. Вы ведь останетесь у меня, товарищ Надя и товарищ Ульяна?

Мы переглянулись и засмеялись. Если перевести в слова наш смех, то это вышел бы такой красноречивый диалог, столько было сказано этим смехом!.. Но мы не произнесли ни слова, хотя отлично друг друга поняли. Да, конечно, лучше бы каждая из нас пришла по отдельности. Но не пришла же! Я – из трусости и смущения, Ульяна – не знаю почему. Возможно, тоже из неуверенности. К тому же Ульяна держится так, что ее невозможно заподозрить в нежных чувствах к Андрееву. Я тоже стараюсь никак не проявлять своей особой к нему симпатии. Я надеюсь, что он даже не догадывается, почему мы к нему пришли. Мы, конечно, за коммунизм, но если бы Андреев был расплывшейся котлетой, обрюзгшей, сопящей, а не подтянутым, стройным, быстрым, симпатичным кареглазым, белозубым… и… и вообще… самым лучшим… – пошли бы мы к нему в «директора»? Или боролись бы за справедливое устройство мира в другом месте?

Я услышала, как вздрогнул в кармане телефон. О, Андреев как-то мгновенно успел кинуть в Сеть наше общее фото. Реакция не заставила себя ждать. Побежали комментарии, комментарии, в основном мужские… Какая-то женщина писала: «А я стою уже одной ногой…» Где она стоит одной ногой, она не объяснила, но, вероятно, одной ногой здесь, другой еще у себя, в своих мечтах об Андрееве. Догадываюсь, что мы не одни влюблены в него.

Пока Сеня ходил курить, Андреев начал просматривать отснятое, мы стояли рядом с ним по оба его плеча и тоже смотрели, сильно не приближаясь к нему, чтобы это не выглядело двусмысленно. От Андреева исходило такое приятное поле, я его ощущала физически. Стоять рядом с ним было хорошо и надежно, и одновременно невероятно волнительно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Золотые Небеса [Терентьева]

Похожие книги