Холодная белизна потолка сменяется ярким дисплеем. В первой половине дня обучающие ролики и тесты для проверки знаний; после ланча – час свободного времени перед тренировками. Эти шестьдесят минут принадлежат только ему. Джим листает книги и электронные журналы: его интересует история двадцатого века. Изредка набрасывает комиксы – стилусом на гладкой поверхности планшета. В его воображаемой вселенной супергерой Девятый наделен несколькими свойствами. Не как Супермен, это слишком скучно. Вторично. Джим мечтает быть особенным. Хочет услышать слова одобрения вместо половинчатой улыбки или сдержанного кивка.
– Ты отлично поработал над разделом термодинамики. И с тригонометрией все в порядке. Как насчет «Сердца тьмы»?
Джим послушно цитирует отрывок из произведения Джозефа Конрада о европейце, что путешествует по Центральной Африке, сталкиваясь с чуждыми для него порядками: «Дикая глушь жестоко отомстила Куртцу за фанатическое вторжение. Думаю, она шепотом рассказала ему о нем самом то, чего он не знал, и этот шепот зачаровал его и гулким эхом отдавался в нем, ибо в глубине его была пустота…»
– Превосходно! На сегодня всё.
Девятый молчит. В похвале отца ему слышится та же пустота. Когда он уходит, оставляя у кровати стопку книг, пустота остается, поселяясь в боксе с цифрой «9», – неприхотливая соседка, о которой редко кто вспоминает.
Джим рисует комиксы и читает статьи об экспериментах Третьего рейха. По ночам ему снится река из «Сердца тьмы», вдоль берега которой он бредет, слушая чарующий шепот.
– Ты очнулся.
Нет, он заплутал в собственных кошмарах. Каждый сон – отдельный мир, и в каждом из них он – Джим, Игнас, Девятый – искал то, чего не мог обрести. Словно Небесный Змей из легенды, рассказанной Липой.
Разве это справедливо? Она теряла мать, которую любила. Он обрел отца, которого ненавидел.
– Не торопись, тебе нужно многое усвоить. Но и не делай вид, будто меня здесь нет. – Голос профессора стал отчетливее, пробился сквозь мутную пелену и проник в голову. У него была особая манера говорить: с расстановкой и четкими акцентами, будто в любой момент жизни он вел непрекращающуюся лекцию или выступал на научной конференции. Уверенно, с хорошо поставленной дикцией, не допуская сокращений или оговорок. Академическая речь, ровная и бездушная.
Не открывая глаз, Игнас напряг мышцы, пытаясь понять, не накачали ли его снова препаратами. Ощутил пустоту на месте бионической руки. Вот, значит, как.
– Вынужденные меры. Майя в порядке, но мне бы не хотелось повторения фокуса. Электрический ожог не самая приятная вещь.
Ресницы дрогнули и снова сомкнулись.
– Тебя хоть раз, когда-нибудь, интересовало, чего хотелось мне?
Риторический вопрос обреченного. Игнас осознал, что находится в комнате с флуоресцентными лампами, надежно зафиксированный в капсуле жизнеобеспечения. Судя по всему, кроме Голдсмита здесь никого не было.
– Не делай из меня монстра, F12-09.
– У меня… Есть… Имя, – процедил он, чувствуя, как слабость расходится по телу. Он не ощущал боли, но помимо отсутствия руки было что-то еще.
– Джим. Все верно.
– Ты и есть монстр. Не Она. – Он указал взглядом в сторону дверной панели, за которой находилась Скорбь. – А
Усталость и опустошенность. Все эти годы им двигало желание: исследовать другие миры, а затем и Дом, понять, по каким законам устроен мультиверс, поделиться знанием с Энди и найти решение, спасти Черри. Теперь же бессилие захлестнуло с головой. Ему долго удавалось прятаться от самого себя: не замечать зависимости, раз за разом нуждаясь в эмоциональной «чистке». Он улыбался Липе и твердил, что сможет помочь, но даже себя был не в состоянии вытащить – он заперт в капсуле, словно жук за стеклом, приколотый булавкой. Жуки с одним крылом не летают.
Голдсмит, словно прочтя его мысли, шагнул ближе. Взгляд голубых глаз за очками-половинками не таил в себе тепла. Ни намека на сочувствие или сожаление.
– Я совершал ошибки, не стану отрицать. Сегодня я исправил одну из них.
– Что это значит? – Внутренности сжало в спазме, перед глазами заплясали черные пятна.
– Я столько лет отдал изучению фейрита и функционированию свойств… Половину жизни. – Впервые Игнасу показалось, что голос профессора дрогнул. – Одни эксперименты закончились успехом, другие – неудачей. Я хочу, чтобы ты знал: я никогда не считал
Голдсмит снял очки и потер глаза усталым жестом.
– Иномирный образец, найденный в Пустоши спустя годы после взрыва, позволил понять: мои решения – временны. Конец предопределен, ведь так?
– Спрашиваешь
Игнас отвернулся, не желая больше смотреть на «отца». Его откровения ничего не значили.
– Ты вступал в контакт с Соцветием: так я назвал организм, продуцирующий фейрит. Наблюдение принесло свои плоды, но я не решался…
– Потому что трус.
Голдсмит кивнул, возвращая очки на место.