Фейрум

Джек ударил каблуком по корке льда: та покрылась сетью трещин.

– Готова?

Раньше этот вопрос ставил Липу в тупик, не вызывая ничего, кроме раздражения, но теперь… Она сжала кулон с фениксом, подаренный Мейлин. Символ возрождения и веры грел ладонь.

– Всегда.

Лед треснул.

Спящий Змей пробудился.

…Когда-то в прошлом она была летящей кометой. Звездой, упавшей в озеро. Сотни – а может, и тысячи – лет назад. Приняв человеческий облик, Звезда полюбила юношу Отшельника – той любовью, над которой не властно время.

Каким-то чудом она не тонула и продолжала дышать, двигаясь сквозь толщу воды, как недавно – сквозь живую тьму, говорившую голосом Черри.

Липа протянула руку, коснувшись огромной чешуйчатой морды, которую венчала корона из рогов. Змей просыпался: в его уютный сон вторглась чужая история.

Чужая ли?

Легенды менялись, теряя часть правды. Люди охотно верили в добро и зло, но Змей из сказки вовсе не был плохим. Он жаждал любви и горевал не меньше Отшельника, когда понял, что обрек любимую на смерть. В глубокой скорби он укусил себя за хвост и повернул время вспять. С тех пор он стал символом перерождения, нового цикла, конца и начала. Он желал все исправить, но Звезда погибала… и рождалась вновь. Тогда обессиленный Змей уснул, а Скорбь цвела, пуская побеги далеко за пределы изначального мира.

Змеиное веко дрогнуло. Янтарный глаз взглянул на рассказчицу.

«Здравствуй. Я пришла тебя разбудить».

Тяжелый вздох всколыхнул воду. Хозяин заворочался в слое придонного ила, медленно, но неотвратимо готовясь вынырнуть на поверхность.

«Ты долго спал и видел Дом…»

Дом, которого больше нет.

Отшельник не вернулся после того, как Змей разрушил его жилище. Не привел на остров другую, смертную женщину. Не в той жизни. Просто легенды должны заканчиваться хорошо – легко и понятно.

Он отправился странствовать по земле, а может, и по времени – то было давно.

Наверное, он умер. И снова родился. Забыл, кем был прежде, но часто смотрел на небо, чувствуя, как не хватает ему чего-то важного. Он искал Ее в прошлом и в будущем, сменил множество имен, услышал множество историй. Свою не рассказывал никому, предпочитая выдумку, но в каждой лжи есть доля правды.

Змей моргнул. Оттолкнувшись ото дна, он всплыл, увлекая Липу за собой: она осторожно держалась за рог, обняв его, как ствол большого дерева.

Луна серебрила воды, освободившиеся от льдин, и отражалась в гладкой чешуе.

На берегу цвели деревья: согнутые стволы тянулись ввысь, из набухших почек рождались белые бутоны. На смену вечной осени приходила весна, и Липа вдруг поняла: все не напрасно.

«Спасибо. Как мне называть тебя, Хозяин времени?»

«Унктехи».

Исполинский змей выбросил ее на узкую кромку песка. Она завороженно смотрела, как чудовищное тело показывается из воды целиком, свивается тугими кольцами, оживая после долгого сна. Янтарный взгляд был обращен к ней: Остроглазый ждал продолжения.

…И пока Отшельник ходил по мирам, он видел Скорбь повсюду. Голодную, жадную до человеческих чувств, как ядовитый цветок – прекрасный и смертоносный одновременно. Богиня, чья суть заключается в боли, изменяла людей, даруя им волшебную силу, но карая за проступки, и некому было доказать ей, что помимо страданий есть радость. Надежда. Любовь.

Она была одинока.