Фейтфул-Плейс

Она снова захихикала.

– Ты похож на гангстера.

– Так и задумано. Впрочем, если хочешь изобразить искушенную старлетку, тогда так. Сядь прямо… (Она выпрямилась.) Теперь опусти подбородок, поглядывай на меня искоса, надуй губки и…

Нора затянулась, вызывающе взмахнула кистью руки и пустила дым к небу.

– Прекрасно, – сказал я. – Теперь ты – официально крутейшая оторва на районе. Поздравляю.

Нора засмеялась и повторила на бис.

– Могу ведь, а?

– Ага. Схватываешь на лету. Я всегда знал, что внутри тебя прячется плохая девчонка.

– А вы с Рози тут встречались? – спросила она, помолчав.

– Не. Я слишком боялся вашего папашу.

Она кивнула, разглядывая тлеющий кончик сигареты.

– Я думала о тебе. Сегодня вечером.

– Неужто? Почему?

– Рози. И Кевин. Ты ведь поэтому и пришел?

– Ага, – осторожно сказал я. – Более-менее. Я подумал, если кто и знает, как проходили последние дни…

– Я скучаю по ней, Фрэнсис. Сильно скучаю.

– Знаю, милая. Знаю. Я тоже.

– Я даже не ожидала… Раньше я по ней скучала очень редко: когда родила, а она не пришла посмотреть на моего сына, когда ма или па выносили мне мозг и страшно хотелось позвонить Рози и пожаловаться. Все остальное время я о ней вроде бы и думать перестала. У меня было о чем подумать. А как выяснилось, что она умерла, я ревела без остановки.

– Я плакать не привык, но понимаю, о чем ты.

Нора стряхнула пепел – на гравий, чтобы отец с утра не заметил.

– А муж не понимает, – срывающимся от боли голосом сказала она. – Не понимает, почему я расстроена. Двадцать лет ее не видела, а все равно как ножом по сердцу… Он говорит, чтобы я взяла себя в руки, а то напугаю малыша. Ма глотает валиум, па считает, что я должна за ней приглядывать, ведь это у нее горе – ребенка потеряла… А я все о тебе думала. По-моему, ты единственный, кто не посчитает меня дурой.

– Я провел с Кевином несколько часов за последние двадцать два года, а боль ужасная. Я вовсе не считаю тебя дурой.

– Я будто другим человеком стала, понимаешь? Всю жизнь, когда меня спрашивали, есть ли у меня братья или сестры, я отвечала: “Да! Да, у меня есть старшая сестра”. А теперь буду говорить: “Нет, я одна”. Как будто я единственный ребенок.

– Ты все равно можешь про нее рассказывать.

Нора тряхнула головой так резко, что волосы хлестнули ее по лицу.

– Нет. Я не собираюсь про это врать. Хуже всего, что все эти годы я врала, хотя сама и не знала. Когда я говорила, что у меня есть сестра, я говорила неправду. Все это время я была единственным ребенком.

Я вспомнил, как Рози, тогда в “О’Нилс”, заартачилась от одной мысли, чтобы притвориться женатыми: “Я прикидываться не собираюсь; дело не в том, что думают другие…”

– Я не предлагаю врать, – мягко сказал я. – Я о том, что ей необязательно исчезать с концами. Всегда можно сказать: “У меня была старшая сестра. Ее звали Рози. Она умерла”.

Неожиданно Нора вздрогнула всем телом.

– Холодно? – спросил я.

Она покачала головой и затушила сигарету о камень.

– Все отлично. Спасибо.

– Давай сюда. – Я забрал у Норы окурок и спрятал назад в пачку. – Хорошая бунтарка не оставляет следов своих подростковых развлечений, чтобы папа не нашел.

– Неважно. Никак не пойму, с чего я вообще так трясусь. Под замок-то он меня не посадит. Я взрослая женщина, захочу – уеду.

Она больше на меня не смотрела. Я ее терял. Еще минута – и Нора вспомнит, что на самом деле она почтенная дама сильно за тридцать, с мужем, ребенком и изрядным запасом здравого смысла и что все это несовместимо с полуночным курением на заднем дворе в компании чужого человека.

– Это родительское вуду, – я криво усмехнулся, – две минуты с ними проведешь – и вернулся в детство. Моя ма до сих пор меня в страхе Божьем держит – хотя, учти, она и впрямь может мне треснуть деревянной ложкой, будь я хоть какой взрослый. Ей наплевать.

Нора пусть не сразу, но рассмеялась – неохотно, почти беззвучно.

– Я ничуть не удивлюсь, если па вдруг попытается меня дома запереть.

– И ты заорешь, чтобы он прекратил обращаться с тобой как с ребенком, как орала в шестнадцать. Я же говорю – родительское вуду.

В этот раз Нора засмеялась по-настоящему и свободно откинулась на спинку скамейки.

– А когда-нибудь мы сами будем так же обращаться с собственными детьми.

Мне не хотелось, чтобы она думала о своем ребенке.

– Кстати, насчет твоего отца, – сказал я. – Я хотел извиниться за поведение моего папаши в тот вечер.

Нора пожала плечами:

– Оба хороши.

– Ты видела, с чего началось? Я болтал с Джеки и пропустил самое интересное. Только что все было в ажуре, и вдруг они подорвались сцену боя из “Рокки” изображать.

Нора поправила пальто, поплотнее запахнула на горле теплый воротник.

– Я тоже не видела.

– Но ты хотя бы представляешь, что за подоплека?

– Велико ли дело – с пьяных глаз. Сам знаешь, дни у обоих были непростые, а повод всегда найдется.