Фейтфул-Плейс

– Для этого необязательно быть гением. И бедняга чуть не рехнулся с горя, когда сообразил, что к чему. Он не хотел, не мог поверить, что его родной брат убил девушку. Вероятно, весь последний день своей земной жизни он сходил с ума, пытаясь найти другое объяснение. Он раз десять мне звонил, надеясь, что я что-то придумаю или хотя бы сниму с его плеч тяжкий груз.

– Так вот в чем дело? Ты винишь себя, что не ответил на звонки младшего брата, и пытаешься свалить все на меня?

– Я выслушал твою версию, так что дай мне закончить мою. К вечеру воскресенья у Кева совсем расплавились мозги, а он, как ты верно отметил, никогда звезд с неба не хватал. Так что он, спаси его Господи, ничего лучше не придумал, кроме как честно и откровенно, по-мужски поговорить с тобой, послушать, что ты скажешь. Ты велел ему ждать тебя в доме шестнадцать, и бедный дурачок поплелся, куда велено. Вот объясни мне, как по-твоему, он приемный? Или просто какая-то мутация?

– Его всю жизнь оберегали, вот в чем дело.

– Только не в прошлое воскресенье. В прошлое воскресенье он был беззащитен как младенец, но воображал себя в полной безопасности. Ты выдал ему тот же лицемерный бред, что и мне: об ответственности за семью, о собственном жилье… Но для Кевина все это было пустым звуком. Он уяснил себе простой и ясный факт: ты убил Рози Дейли. Этого он вынести не мог. Чем он тебя настолько разозлил? Тем, что собирался при первой возможности все рассказать мне? Или ты даже не почесался выяснить, а просто убил и его?

Шай заерзал на стуле, будто загнанный зверь, но тут же усилием воли заставил себя сесть ровно.

– Да ты понятия не имеешь! Никто из вас никогда не имел.

– Так просвети меня, разъясни. Для начала, как ты заставил его высунуть голову из окна? Классный трюк; с удовольствием послушаю, как ты его провернул.

– А кто сказал, что это я?

– Расскажи, Шай. Я просто сгораю от любопытства. Когда ты услышал, как раскололся его череп, ты еще поторчал наверху или сразу спустился во двор, чтобы сунуть записку ему в карман? Он еще шевелился, когда ты пришел? Стонал? Узнал тебя? Умолял о помощи? Ты стоял во дворе и смотрел, как он умирает?

Шай сгорбился над столом, подняв плечи и опустив голову, словно противостоял сильному ветру.

– После того как ты свалил, я двадцать два года ждал своего шанса… – тихо сказал он. – Двадцать два проклятых года. Ты хоть представляешь, каково это? Вы четверо жили своей жизнью, женились, заводили детей, как нормальные люди, довольные, как свиньи в навозе. А я – здесь, в этой поганой психушке… – Шай, стиснув зубы, тыкал пальцем в стол. – У меня тоже все это могло быть. Я мог бы… – Он овладел собой, шумно перевел дыхание и глубоко затянулся. Его руки дрожали. – Теперь у меня снова появился шанс. Еще не поздно. Я еще молод, раскручу магазин великов, куплю квартиру, заведу семью – женщины меня еще любят. На сей раз никто не отнимет у меня этот шанс. Никто.

– А Кевин мог отнять, – сказал я.

Снова вздох, будто звериное шипение.

– Каждый раз, черт возьми, как я оказываюсь в шаге от свободы, один из моих родных братьев меня тормозит. Я пытался объяснить ему – он не понял. Ебаный тупица, избалованный ребенок, привыкший, что все само падает ему в руки, он понятия не имел… – Шай оборвал фразу, покачал головой и яростно раздавил сигарету.

– Значит, все случайно вышло. Опять. Сплошная непруха, да?

– Бывает.

– Наверное. Может, я бы даже на это купился, если бы не записка. Хочешь, чтобы я поверил, будто Кевин выпал из окна, а тебя вдруг осенило: “Бог ты мой, вот сейчас-то мне и пригодится тот клочок бумаги, который я хранил двадцать два года!”? Ты не потащился домой за запиской, рискуя, что кто-то заметит, как ты выходишь или входишь. Ты заранее прихватил ее с собой. Ты все спланировал.

Шай поднял взгляд на меня, и его голубые глаза полыхнули такой жгучей ненавистью, что меня чуть не опрокинуло вместе со стулом.

– А ты, мелкий говнюк, совсем охамел! Да как у тебя наглости хватает передо мной святошу корчить?

Тени в углах постепенно сгущались в плотные темные глыбы.

– Думаешь, я запросто обо всем забуду, раз тебе так удобно?

– Не понимаю, о чем ты, – сказал я.

– Все ты понимаешь. Не смей называть меня убийцей…

– Вот тебе маленький совет: не нравится, чтобы тебя называли убийцей, не убивай.

– …когда мы оба знаем: ты ничем не лучше. Большой человек, вернулся со своим жетоном, с полицейской болтовней, с полицейскими приятелями… Можешь голову дурить кому угодно, хоть себе, но меня не одурачишь. Ты такой же, как я. Точно такой же.

– Нет, не такой. Разница в том, что я никого не убивал. Это для тебя слишком сложно?

– Потому что ты такой хороший, такой святой, да? Что за херня, блевать тянет… Дело не в морали, дело не в святости. Ты никогда не убивал только потому, что тебе хрен мозги перевесил. Если бы ты не был подкаблучником, то стал бы убийцей.

В повисшей тишине тени дрожали и вздымались по углам; внизу бессмысленно тараторил телевизор. Ужасная полуулыбка судорогой прорезала лицо Шая. Впервые в жизни мне нечего было возразить.

* * *