Прежде чем укрыться в аэродромном отельчике, Курбатов заглянул в блиндаж, из которого операторы управляли полетами. И лишь когда дежурный офицер Сеграйт объявил, что третий, последний, самолет набрал нужную высоту и лег на курс, спросил его:
– У вас не найдется для гостя даже глотка коньяка?
– Обычно у нас пьют шнапс.
– Терпеть не могу шнапс. А на рюмку коньяка меня еще можно уговорить.
– Считайте, что я вас уже уговорил.
– Если можно, на французский.
– Вы не оригинальны, князь.
– Зато умею ценить коньяк, обладающий оригинальным букетом.
– От кого вам стало известно, что перед вами – ценитель французских коньяков? – мягко улыбнулся Сеграйт. Худощавый, смуглолицый, с утонченными чертами лица, он мало чем напоминал арийца, зато его довольно легко можно было принять за сицилийца или испанца. – Курбатов уже успел определить для себя характерные черты этого типа южан. – Кто меня выдал?
– Вы правы, вас действительно выдали. Но, если позволите, имя недоброжелателя назову за столом, после второй рюмки.
– Можете считать, что и в этот раз я вас уговорил. Если учесть, что ни один самолет сегодня с этого взлетного поля уже не поднимется…
– Равно, как и не приземлится на нем…
– Зато мы с вами вполне можем приземлиться в нашем офицерском кабачке.
– А еще лучше – на запасном аэродроме.
– Существует еще и запасной? – насторожился Курбатов. – Почему я не слышал о нем? Ни штурмбаннфюрер Зонбах, ни Скорцени…
– Успокойтесь, господин полковник: ни Зонбах, ни Скорцени о его существовании даже не догадываются.
По тому, как дружно заржали присутствовавшие при их разговоре лейтенант и два сержанта, Курбатов понял, что в байке о запасном аэродроме скрывается какой-то подвох.
– Хотите сказать, что «запасным аэродромом» вы называете свой подпольный бордель?
Сеграйт и лейтенант удивленно переглянулись.
– Почти угадали.
– Где-то неподалеку появилась женская часть, женская казарма?
– Не станем утомлять, господин полковник. Неподалеку есть горная итальянская деревушка. Мужчин в ней почти не осталось, зато сохранилось несколько симпатичных девушек, вдов и женщин неопределенного возраста.
– Но в этой деревушке бывают еще и партизаны.
– Наведываются, причем довольно часто. Особенно зимой или когда в отряде появляются раненые и больные, за которыми нужно ухаживать. Однако нам известны дни, когда там никого не бывает. Или когда мы делаем вид, будто не догадываемся, что в деревне веселятся партизаны. Точно так же, как они не наведываются в местную «Таверну у мельницы», в которой приземляемся в это время, как на запасной аэродром.
– Старший лейтенант, тот, что из гестапо, тоже посвящен?
– Естественно. Партизаны появляются в деревне по четным числам, мы – по нечетным. Вот и вся тайна. Поэтому никогда не встречаемся и в стычки в этой деревушке не вступаем.
– Хорошо же вы здесь устроились, капитан.
– На войне как на войне. Если, конечно, считать, что на войне всегда должно быть так, как должно быть только на войне.
Курбатов иронично ухмыльнулся: этот философ-тыловик уже начинал нравиться ему.
– И что, итальянцы позволяют встречаться с их женщинами? Даже партизаны?
– Попробовал бы кто-нибудь запретить итальянской горянке встречаться с тем, с кем она пожелает. И потом, партизаны ведь понимают, что это плата за то, чтобы мы не трогали их семьи, большинство из которых нам известны.
– А я, наивный человек, привел сюда целый легион солдат в надежде помочь вам деблокировать аэродром и прилегающие к нему районы.
– И вовремя привели. К сожалению, кроме этой деревушки, из которой немало мужчин ушло в горы, ни на какой иной участок наше джентльменское соглашение не распространяется.
– Не сумели договориться?
– Собственно, мы и не вступали в переговоры с командованием партизан.
– Поскольку это категорически запрещено вашим командованием. Под угрозой предания военно-полевому суду. Ваши контакты происходят через самых милых посредников – ваших женщин. Все проблемы дипломатии решаете в постели.
– Вы прекрасный психолог, полковник.
– Элементарное знание жизни.
– Уверен, что выясняете все эти детали вовсе не для того, чтобы выложить их Скорцени или кому бы то ни было из службы безопасности или гестапо. – Курбатов заметил, как посуровело лицо капитана, как оно напряглось, и как плотно сжались его тонкие шершавые губы.
– Нет, конечно. Мне приказано помочь вам наладить охрану аэродрома. Но поскольку времени у меня в обрез, то ваши сведения очень важны. По крайней мере, теперь я понимаю, какова общая ситуация.
Капитан и лейтенант вновь переглянулись, и Сеграйт старательно вытер платочком некстати вспотевший лоб. За минуту до этого оба сержанта оставили блиндаж, дабы не присутствовать при столь деликатном разговоре офицеров.
– Она станет еще более ясной, когда вы поговорите с комендантом аэродрома подполковником Энке.
– Мы уже общались. Ничего подобного он мне, как вы уже убедились, не сообщал.
– Так что – отправляемся к итальянкам без него?
– Это нечестно, капитан. Вы задаете вопрос таким образом, что ни один джентльмен дать отрицательный ответ не решится. Подполковник Энке отправится с нами?