– Ни при каких обстоятельствах.
– Боится запятнать себя контактом с партизанами?
– Вам ведь уже ясно, что никаких контактов нет. Во всяком случае, никому не удастся доказать их наличие. Мы несколько раз прочесывали деревню, поэтому партизаны нас побаиваются, – вот вам официальная версия.
– А что касается подполковника Энке, то он не боится запятнать себя, а просто элементарно боится, – помог ему выйти из щекотливой ситуации Курбатов.
– Никогда не сидел за одним столом с русским офицером, – рассмеялся Сеграйт, вежливо уходя от подтверждения этой версии. – Тем более – с диверсантом.
18
– За наших солдат! – задумчиво провозгласил Роммель, – за их мужество, которое проявляется всегда, даже когда по нашей с вами вине они терпят жесточайшее поражение. – Да, господа генералы, по нашей с вами…
В эту минуту ему вновь виделось плато Африканского Жертвенника, плато смерти, на каменистой равнине и у подножия которого полегли сотни его солдат.
– За солдат, до конца верных фюреру, – как-то суетливо поддержал его Бургдорф, нетерпеливо осматриваясь по сторонам, будто хотел поскорее вырваться из чужих, негостеприимных стен.
Роммель и Майзель выпили до дна, а вот адъютант фюрера лишь слегка примочил губы. Он чувствовал себя так, словно пил на поминках человека, не успевшего умереть к прибытию скорбящих друзей.
– Садитесь, господа, – повелительно предложил фельдмаршал и, выждав, пока гости неохотно опустятся в свои кресла, вновь взялся за бутылку. – Мне понятно, что вы, Майзель, оказались здесь случайно, как попутчик. – После этих слов генералы перебросились заинтригованными взглядами: «Неужели этот идиот так ничего и не понял?! Уму непостижимо!», но промолчали. – Однако вы, Бургдорф… Случайность исключается. С какой стати в ставке вдруг вспомнили об опальном фельдмаршале Роммеле?
– Почему «вдруг»? – как и положено, принял Бургдорф удар на себя. – Насколько я заметил, там никогда и не забывали о вас. Однако же не забывали и о вашем ранении.
– Не в этом суть. Очевидно, намечается новое, не совсем удобное для меня назначение, а потому вас, Бургдорф, направили, чтобы подготовить меня к предстоящей беседе с фюрером. Военным атташе в Греции, как вы помните, господа, мне уже приходилось быть, военным атташе в Италии – тоже[21]. Правда, всего две недели. Что на сей раз?
– При этом вы забыли упомянуть, что трижды командовали группами армий: группой «Африка», группой в Северной Италии и группой «В» на севере Франции. Не мне судить, насколько эти назначения оказались удачными лично для вас, но что касается военных побед, то здесь к вам уже предъявлены серьезные претензии. Однако сейчас не время обсуждать подобные темы.
– В таком случае не следует их затрагивать, – едва сдерживал раздражение Роммель. – В Африку я вернулся, когда битва при Эль-Аламейне была проиграна и наши войска уже потерпели полное поражение; в Италии принял командование группой армий тогда, когда избежать капитуляции итальянских войск перед западными союзниками уже было невозможно. К тому же на моё место очень скоро прислали генерала Альберта Кессельринга. Ну а что произошло во Франции, вам хорошо известно и без моих объяснений.
– В общих чертах – да, – проворчал Бургдорф.
– Если фюреру угодно, чтобы виновным во всех этих поражениях был признан я, – не возражаю. Но ведь рано или поздно историки всё равно всё расставят по своим местам. И запомните, генерал Бургдорф: такие вопросы или обстоятельно обсуждают, или же вообще не затрагивают.
– Мне понятно, почему вас так тревожит исход будущей беседы с фюрером, – как ни в чём не бывало, продолжил свою мысль адъютант фюрера. – Дело в том, что две предыдущие оказались для вас неудачными. Крайне неудачными.
– Скорее, для фюрера, нежели для меня, – отрубил Роммель.
– Я имею в виду те две июньские встречи с фюрером, – спокойно продолжил Бургдорф, не обращая внимания на выпад фельдмаршала, – которые вы провели вместе с фон Рундштедтом и которые закончились яростными обвинениями фюрера в ваш адрес. Я свидетель того, что после разговора с вами фюрер и в самом деле впадал в ярость. В обоих случаях. И ни для кого не секрет, что в обоих случаях вы настаивали на том, чтобы фюрер прекратил боевые действия на Западном фронте и повел переговоры с англичанами и американцами[22].
– Лучше бы после подобных бесед со своими полководцами фюрер как главнокомандующий впадал в глубокие раздумья, а не в совершенно неоправданную ярость. Мы всего лишь пытались спасти остатки наших армий на Западном фронте. Просто спасти эти остатки – вот и всё. Но мы явно отвлеклись. Вы так и не ответили на мой вопрос, Бургдорф: почему вдруг в ставке вспомнили обо мне? Впрочем…
Не дожидаясь реакции адъютанта фюрера, фельдмаршал предложил выпить за победу германского оружия, первым опустошил рюмку и подошёл к окну. Для Бургдорфа не осталось незамеченным, как пристально всматривался он через окно куда-то в пространство.