Фельдмаршал в бубенцах

И вот бронзовые глотки прогрохотали девять. За дверью послышались чеканные шаги. Часовой сменялся с караула… Этого здоровенного парня из тех, кто квартировал в городе, Годелот знал лишь в лицо, а потому даже не думал пытаться заговорить с ним. Но вот-вот должен был вернуться Морит, принеся хоть какие-то новости. Шотландец уже ощущал, будто готов к любым известиям, даже самым дурным, лишь бы что-то стало хоть немного яснее.

Новости не замешкались, и Годелот тут же понял, что готов был отнюдь не к любым. Морита не было. Вместо него к каземату собственной персоной подошел капитан Ромоло, чью поступь в отряде безошибочно узнавали абсолютно все.

Шотландец похолодел. Неужели именно сегодня, словно в издевку, его решили перевести в крепость или утащить на допрос? Но Ромоло лишь дежурным рывком проверил снаружи засов. Затем послышались шелест сукна, звяканье ножен, и наступила тишина. Капитан просто сел на скамью часового. Так что же, этой ночью охранять арестанта поставлен сам Ромоло? Но какого черта? И… что с Моритом?

Годелот впился зубами в собственную руку. Ждать, черт бы все подрал. Он ничего сейчас не узнает, зато испортить все может за милую душу. А сердце уже молотило куда-то в самую гортань, как пьяный матрос в дверь трактира. Тихо. Будто ничего не происходит. Только это мерзкое «кап… кап… кап…». До отплытия «Бонито» осталось четыре часа. В сущности, еще ничего не началось, но у его двери вместо приятеля-рядового сидит командир, а значит, что-то уже пошло не так. Ждать.

* * *

Полковник Орсо почти выскочил из гондолы, бросая гребцу плату, и помчался по улице, словно вспугнутый факелом нетопырь. В гавани было чертовски холодно. Но теперь кондотьер точно знал: записка Годелота, с такой трогательной бестолковостью отстаиваемая Моритом, не лгала. «Бонито», готовый к отплытию в любой момент, стоял у причала. Оставалось главное: не опоздать к началу веселья. Увы, он никому больше не мог доверять, а потому все и везде пришлось улаживать самому. Слишком высоки были ставки, чтоб полагаться на исполнителей. Эх, Енот…

Уже подходя к особняку, полковник на миг заколебался, а потом решительно двинулся вдоль канала, держась у самой стены. Он не ошибся. Напротив выхода из переулка в темноте покачивалась тень легкой лодки. В ней сидел человек, то и дело выпрямлявший сгорбленную спину и встревоженно озиравшийся. Он едва успел очередной раз вытянуть шею, как вдруг сзади раздался сухой щелчок взведенного курка. Гребец вздрогнул, оборачиваясь. Прямо на него смотрел пустой черный зрачок пистоля, а на дно лодки со звоном упала монета:

— Выбирайте, друг мой, свинец здесь или серебро в четырех кварталах отсюда, — спокойно промолвил полковник.

…Особняк Фонци был тих, как в любую иную ночь. На крыше высилась долговязая фигура Карла, на парадном крыльце у канала Дюваль ритмично шагал взад и вперед меж кариатид. При виде полковника он замер и вытянулся, беря на караул. Но Орсо лишь коротко бросил:

— Все в порядке?

— Так точно, мой полковник! — по форме отчеканил швейцарец. А кондотьер на мгновение замедлил шаги, вглядываясь в непроницаемо-спокойное лицо подчиненного. Затем ударил в дверь узорным кольцом, и через несколько секунд на пороге возник лакей с фонарем. Он отвесил Орсо поклон, но тот все равно приметил, что слуга сдерживает зевок. Похоже, в особняке и правда все спокойно.

— Есть распоряжения от ее сиятельства? — сухо осведомился полковник. Лакей покачал головой:

— Никак нет, ваше превосходительство. Синьора уже изволила отужинать, и сейчас старшая горничная забавляет ее сиятельство чтением вслух.

— Прекрасно! — отрезал Орсо и широким шагом двинулся к лестнице.

Сегодня караул у покоев герцогини нес сам капрал Фарро, и за спокойствие синьоры можно было не тревожиться. В особняке царила обычная тишина позднего вечера, там и сям порой вспенивавшаяся приглушенными звуками: в кухне ритмично шаркала метла, откуда-то доносилось неизменное фальшивое насвистывание истопника.

Кондотьер спустился на один пролет, взял из стоящей на площадке корзины факел, зажег и двинулся вниз. Коридор был темен, только пламя факела плясало на лоснящихся петлях дверей. Из-за поворота уже багровели отблески огня. Орсо обогнул угол… и замер. Такой же факел горел у карцера над скамьей часового. Пустой скамьей.

Полковник стиснул древко и почти бегом рванулся к двери каземата, нашаривая в кармане ключи. Громыхнул замок, и Орсо ворвался в карцер. На койке лежал человек. Свесившаяся рука безвольно касалась пола, лицо было отвернуто к стене. Но полковнику и не требовалось видеть лица. Он уже узнал Силвано Ромоло.

Бросив факел, рассыпавший сноп ярких искр, Орсо рванулся к подчиненному. Ромоло был жив. Запекшийся багровый ручеек перечеркивал щеку, струясь из-под волос. На поясе висели пустые ножны.