Фельдмаршал в бубенцах

— Зачем, Доменико?! Зачем, во имя всех святых? Что за блажь?

— Господи, не ори, ты перебудишь весь дом, — отвечал усталый, но спокойный голос хозяина. — Я свалял дурака. Знал же, что тебе моя затея придется не по нраву. Надо было промолчать.

Раздался глухой удар — это Джироламо приложился кулаком о стену. Вдруг он заговорил горячо и умоляюще:

— Брат, почему ты не хочешь просто посмотреть реальности в глаза? Все кончено. Наш Клан гибнет, Доменико. Мы знали, что однажды это случится, и это случилось. Увы, именно в наше поколение, но кто-то должен был оказаться последним. За столетия мы переполнили меру Божьего терпения. Нужно принять это достойно. Что мешает Клану Гамальяно стать просто семьей? Просто растить наших детей, любить их безоглядно, ничего в них не ища, не копаясь в их душах и характерах, не выбирая самых достойных? Быть может, это не гибель, брат! Быть может, это как раз наше возрождение! Наш шанс жить свободными, как все люди на свете, не волоча на себе груз ответственности за историю этого чертова мира! Кто вообще взвалил его на нас? С чего мы взяли, что мы вправе…

— Замолчи! — загремел Доменико, и Лауро вздрогнул, едва не ударившись лбом о дверь. — Лучше сразу пройди по галерее портретов и поочередно плюнь в лицо каждому из наших предков, но не неси эту чушь! Клан истребляли много раз! Мракобесы, жрецы, оголтелые толпы стирали нас с лица земли, но мы всегда возрождались! Потому что никто, ни один из нас не пытался скулить о «мере Божьего терпения»!

— Да! Нас много раз пытались выдрать с корнем, но каждый раз мы снова восходили, а почему? Потому что против нас обращались люди! А сейчас нас преследует сама судьба! Твоя Лоренсия умерла, подарив тебе двоих прекрасных детей, но ни один из них не способен быть Кормчим! Саверио талантлив, но религиозен, и один Господь знает, откуда взялось в нем зерно веры и как сумело прорасти! А Фрида? Она нежное дитя, хрупкая птичка! Наследие не для ее слабых рук! Ну а меня Провидение и вовсе создало пустоцветом! Не качай головой, Доменико! Я унизился даже до того, что пытался прижить бастарда, греша на мою бедную Селию! Но нет! Я бесплоден, и мне не дано продолжить род Гамальяно! Какие еще тебе нужны доводы?

— Мне не нужны доводы, — сухо и веско отрезал Доменико, — мне нужен преемник. И он у меня будет, даже если мои методы тебе не по душе. Я Кормчий. И я выполню свой долг, пусть и наперекор всем твоим предрассудкам. В конце концов, если уж ты веришь в судьбу, ты не можешь не признать: Лаурино появился в нашей семье не напрасно. Ни один из наших родных детей не способен быть Кормчим, так, может, сумеет приемный.

Послышался тяжелый вздох, а потом заскрипело кресло.

— Хорошо… — бесцветно проронил Джироламо. — Ну а если он не справится?

— Тогда все останется как есть, а я буду уповать на мужа Фриды, на внуков, — мягко ответил Доменико, и в его голосе засквозила теплая усмешка. — Да бог с тобой, неужели ты ревнуешь, Джоммо?

В кабинете стало тихо, зазвенел хрусталь — похоже, братья устали ссориться. Лауро опомнился и оторвался от двери, цепенея от собственной дерзости, как вдруг Доменико снова заговорил, на сей раз увещевающе:

— Ну, не хмурься. В моем решении нет ничего нового. Это уже не раз случалось.

— Не припомню, — мрачно отозвался младший брат, а Доменико отставил звякнувший бокал.

— Это естественно, — пояснил он, — ведь в Кормчие отец готовил меня. Потому и историей Клана тебе не так докучали. С чего, ты думаешь, мы называемся Гамальяно?

— С того, что Хромой Ульрик был идиотом… — пробурчал все еще недовольный Джироламо.

— Не смей! — отрубил Доменико. — Ульрик-Крысолов был величайшим Кормчим. И если б не он, наш род прервался бы еще триста лет назад. Это было страшное время, Джоммо. Клан тогда попал в немилость к французскому королю. Во время эпидемии черного мора в Аквитании[6] наши предки пытались остановить болезнь. И что из этого вышло? Шестеро, включая Кормчего, были казнены за колдовство, а еще трое умерли от хвори. Самого Ульрика спас его дед, они вдвоем бежали тогда в Германию с остатками фамильного состояния и успели увезти Флейту. В Германии Ульрик обзавелся семьей. Его старший сын Теобальд должен был унаследовать Флейту. Да только не сложилось.

В тот год грянул лютый неурожай, и в деревнях было туго с провиантом. Теобальд с матерью Ромелией отправились в Гамельн купить еды. Зря Ульрик их отпустил… Отчаявшиеся люди опасней любых зверей. Человеческая жизнь может стоить ровно одну горсть муки.

Кто теперь знает, что там случилось… У городских ворот тогда вечно толклись горемыки, надеявшиеся на случайный кусок хлеба. Кто-то с кем-то сцепился. Завязалась драка. А гамельнские алебардщики не трудились разбираться, кто прав. Словом, Теобальда зарубили в свалке прямо на глазах у матери. Ему было всего тринадцать.

От потрясения у Ромелии начались схватки. Да только кому в этой голодной озверелой толпе было дело до страдающей женщины. Ромелия родила мертвого ребенка и сама умерла там же, у ворот. Ульрику привезли на телеге три тела.