Фельдмаршал в бубенцах

Синьора сентиментально попросила Руджеро нарисовать твой портрет и вскоре забыла об этом. Я нашел незаконченный рисунок — кстати, совершенно на тебя не похожий — и придал ему нужные черты, заменив твои бесполезные глаза пламенными очами Саверио. Право, мне очень удался этот портрет. Ведь Версо сам учил меня живописи. Стоило же госпоже взглянуть в ненавистные глаза, как вся желчь в ее душе снова забродила пузырями, и досадный приступ милосердия миновал.

Я же принялся за твоего друга. Лотте не доверял полковнику, зато доверял мне, и я должен был во что бы то ни стало укоренить это доверие, сделать его безусловным. Но я всего лишь врач. Солдаты ходят ко мне лишь по необходимости. Любые мои попытки сблизиться с Годелотом показались бы Орсо подозрительными.

Но я не мог ждать, когда Лотте снова нарвется на порку. Прикинув распорядок отгулов, я поручил брату Ачилю небольшой спектакль. Сказавшись больным, он отрастил бороденку, обрядился нищим и напал на Годелота в одном из кварталов Каннареджо. У него был строгий приказ нанести лишь легкую ножевую рану, которая потребует моего вмешательства, но не нанесет парню существенного вреда.

И все прошло бы безупречно, не вмешайся нюхач полковника. Брат Ачиль не оплошал, хотя я бы предпочел обойтись без убитых, но Енот был сам виноват. Зато цели своей я достиг: Лотте почти неделю ходил ко мне на перевязки. В них не было особой необходимости, однако мы еще больше сдружились.

Все осложнялось тем, что Лотте был совершенно непредсказуем и падок до риска. Приходилось импровизировать. Моей крупной удачей было его проникновение в мой кабинет. Я застукал Лотте роющимся в моих бумагах. Клянусь, это был подлинный подарок судьбы! Я и помыслить не мог о таком прекрасном случае доверительно поговорить с ним, дать ему море пищи для размышлений, снабдить уймой сведений, создать для нас с ним общую тайну и при этом остаться совершенно ни при чем, да еще посеять в нем чувство вины и признательности.

Конечно, бывали и неудачи… Нещепетильность Ачиля делала его ценным человеком, но меня ужасала та легкость, с какой он лил кровь. Никколо Марцино было незачем убивать… Однако такие мерзавцы обычно тоже долго не живут. Пришел и его день. Он сказал мне, что нашел девицу, готовую заманить тебя в какое-то укромное местечко. Подробностей не рассказал, зато просто лучился самодовольством. А назавтра к обеду я узнал, что его нашли зверски убитым. Скажи, Пеппо, это ты убил его?

— Ага, — бесцветно отозвался юноша. — Тогда было очень страшно. А после вашего рассказа даже вспомнить приятно, ей-богу. Жаль только, на труп плюнуть не догадался.

— Ты еще и циник, — усмехнулся врач.

— Да вы и половины обо мне не знаете, дядюшка, — оскалился Пеппо, выговаривая последнее слово так, что в трюме почти отчетливо запахло уксусом.

— Это верно, — спокойно отозвался Бениньо, — но благодаря Лотте я знал о тебе главное. Как бы ты ни был хитер и осторожен, ты никогда не предашь его. И я уже готовил ситуацию, в которой Лотте пришлось бы позвать тебя на помощь. Но тут все пошло к чертям, порядком смешав мне нити.

Я уже знал, что вокруг происходят события, мне неизвестные и неподвластные. Но старался наблюдать и не суетиться. В частности, я видел, что полковника что-то терзает. Он начал пить, а это совсем не в его духе. Руджеро же, напротив, стал порывист и сосредоточен. В нем будто зажегся какой-то огонь, питавший его новыми силами. А значит, он был на верном пути. Следовало поторопиться, чтоб ни один из них не опередил меня.

И тут, представь, я замечаю, что отец Руджеро брал у герцогини ключ от тайника. Тайника, к которому имел доступ только он один. И я понял: он у самой цели. Он точно знает, где искать недостающие части, и сегодня же ночью он станет новым хозяином Флейты. Это было ужасно. Но время шло на минуты, шансы таяли, и я не мог разработать толковый план. Пришлось снова принимать решение на месте.

Просто ждать итогов я не мог. Даже брат Ачиль не сладил с тобой, а Руджеро и в подметки не годился этому вурдалаку. Ты мог снова ускользнуть, и все пришлось бы начинать сначала. Предупредить полковника я тоже не мог — не забывай, я должен был оставаться в стороне. И я послал к тебе Лотте. Я ведь знал, что Орсо следит за ним. Попав же в клещи меж полковником и монахом, ты был бы обречен. Как потом отнять Флейту у победителя — об этом я не думал. Пусть лишь она вновь станет целой.

Но в спешно скроенных планах всегда что-то идет наперекосяк. Руджеро погиб, а Лотте оказался за решеткой, обвиненный в его смерти. Но ужаснее всего была твоя гибель. Кто мог знать, где теперь оставшиеся Трети? Сгинули вместе с тобой? Переданы кому-то? Или ты успел их перепрятать? Все было зря, и все предстояло начинать сначала.

Это были дни непрерывного страха и нескончаемых сюрпризов. Так, придя к Годелоту в надежде на хоть какие-то новости, я вдруг получил от него украденную монахом Треть. Лотте… Он оказался расторопнее всех. Однако его состояние было ужасно. Ты понятия не имеешь, волчонок, как он терзался по тебе. Ручаюсь, ты не стоишь таких мук.