Фельдмаршал в бубенцах

Но худо было не это. Оказавшись в безвыходной ситуации, даже лучшие из нас вынуждены обороняться. Я всерьез обеспокоился, что Лотте в порыве отчаяния разоткровенничается с полковником и расскажет тому о наших с ним общих секретах. Право, это было одно из самых сложных решений, но я не видел другого выхода и принес Годелоту настой болиголова под видом лекарства. Все сошло бы за холеру, а ее несложно подцепить в помоях канала. Но полковник что-то заподозрил и все сорвал, отобрав флакон у Лотте, когда тот не принял еще и половины дозы.

На Орсо вообще было жутко смотреть. Черный как ночь, злобный и раздавленный. Несколько страшных дней я был уверен, что все пропало. Но потом события понеслись кувырком.

Чертов полковник вдруг отбросил всякую осторожность и настроил против меня герцогиню. Та уже знала о смерти Руджеро, и это лишило ее самообладания. Она вызвала меня к себе, назвала предателем и велела убираться. Признаюсь, в тот момент мне стало не до Флейты. Орсо разоблачил меня, и, стоило мне лишиться покровительства синьоры, он наверняка разделался бы со мной уже ради того, чтобы отвести душу.

У меня оставался всего один шанс. Я должен был выманить за собой Лотте. Я знал, что мальчик дорог Орсо. Уведя Годелота из-под защиты полковника, я мог диктовать ему свои условия.

Я спешил, как мог. Поднял смуту в отряде, рассказав, что Орсо переложил на Годелота совершенное им убийство и теперь парню грозит казнь без суда. Солдаты часто народ недалекий, но за своих стоят горой.

Дюваль не слишком поверил мне, этот лис хитрее всех, но Морит был в ужасе, а Клименте… Он давно знает полковника. И, подозреваю, лучше всех осведомлен, на что тот способен. Он долго хмурился, молчал, а потом обещал мне, что поможет нам бежать, но не причинит командиру вреда. Именно Морит с Клименте в ночь побега сняли часового, охранявшего карцер. Бедняга капитан, хоть был не лыком шит, никак не предвидел измены.

В том, что Годелота легко будет подбить на побег, я не сомневался. Я сам сказал ему о грозящей ему казни, терять ему было нечего. И вот тут случилось самое главное: Лотте потребовал, чтобы мы взяли с собой третьего. Тебя. Клянусь, Пеппо, я сам не знаю, как не рухнул в тот момент без чувств. А ведь нужно было продолжать игру и делать вид, что мне нет до тебя дела, хотя все нутро заходилось ликованием.

Сколько волнений, сколько отчаяния, сколько метаний! А ты был жив. Снова вышел сухим из воды, причем на этот раз почти буквально. Но я не знал, где тебя искать. Не мог спросить Лотте. Не мог даже проследить за посыльным с запиской. У меня не было ни единой души, на которую можно было бы положиться. Оставалось ждать и уповать на удачу.

И она улыбнулась мне. Ты пришел. Господи, как я испугался, когда Орсо появился на берегу! Я не ждал его так рано. И я знал, что Лотте не справился бы с ним врукопашную. Стоило ему ранить меня, и все оказалось бы напрасным.

Но Лотте не подвел. Он сумел отвлечь полковника, завязалась схватка, а у меня хватило времени обшарить полковничий камзол. Я искал пистоль. Боялся, что Орсо выпалит мне в спину, пока я не скроюсь за складами. А нашел… Господи, Пеппо, ты не поверишь мне! Я нашел последнюю Треть! Ту самую, насчет которой у меня были лишь догадки и надежды! А он, оказывается, нашел ее! Ах, полковник, чертов хитрец!

Бениньо выкрикнул эти слова, вновь ударяя ладонью по столу, но на сей раз это было не прежнее смятение. В голосе доктора звучало искрящееся веселье победителя, теперь готового восхищаться каждым из своих незадачливых соперников и от души сочувствовать им. А Пеппо ощутил, как вдоль спины прошла влажная дрожь.

— Вы оставили их там? На берегу? — тихо спросил он.

— Да, — коротко отозвался доктор. — Орсо задержал Лотте, и это оказалось весьма кстати. Нам с тобой ни к чему лишние свидетели в нашем… семейном деле.

— Вы оставили Лотте наедине с полковником. С человеком, проигравшим игру стольких лет… — медленно повторил Пеппо.

Бениньо запнулся.

— О, ты об этом… Не беспокойся. Орсо на свой лад справедлив. Едва ли он станет мстить Лотте за поражение. — Врач помолчал, а потом снова приблизился к Пеппо, наклоняясь к нему и обдавая легким запахом вина. — Ох уж эти отцы, верно? Они так непоследовательны. Вечно не могут определиться между родным сыном и приемным. Выбрать между кровью и чернилами.

Пеппо вжался в спинку кресла, будто отстраняясь от хищника.

— Вы пьяны, — пробормотал он, — уже заговариваетесь. При чем тут мой отец?..

А Бениньо вдруг негромко рассмеялся:

— От такого вина не пьянеют, друг мой. Оно не для этого предназначено. Просто ты слишком мало знаешь о себе. Бедняжка Фредерика… Я ведь сказал тебе, что она была неразборчива, а ты обиделся. Зря… Ведь ты и есть пащенок. Бастард, прижитый Фридой от молодого военного. Испанского офицера. Знаешь, как его звали?

Лицо Пеппо окаменело, и он произнес, не повышая голоса:

— Моего отца звали Жермано Ремиджи. Сам полковник сказал мне об этом. А вы… Вы еще не то скажете, чтобы втоптать меня в грязь.