Фельдмаршал в бубенцах

Надо же… В его непростой биографии насчитывалось немало опасных моментов, а временами он и вовсе ходил по самой кромке, но ему еще никогда не доводилось бывать избитым. Вдобавок в драке он основательно изорвал камзол и обронил кошель, и теперь даже лодку нанять не на что. Врач усмехнулся, а потом зашелся глухим смехом, машинально хватаясь за ребра. Черт подери, какая все это ерунда! Флейта, бесценная Флейта лежит за пазухой. Больше двадцати лет он гнался за ней. Мечтал о ней и грезил ею. Ради нее грыз глотки и шел по телам. И вот эта нескончаемая извилистая тропа окончилась, приведя его к цели сквозь столько битв и столько страшных минут, когда он готов был опустить руки.

Врач оборвал смех, надсадно закашлявшись. Голова кружилась, то ли от дыма, то ли от счастья. А где-то в темном углу души, съежившись, подрагивало какое-то гадостное чувство. Искать ему имя Бениньо не собирался, но знал, что оно родилось под крики, несущиеся ему в спину из запертой пылающей каюты, когда он опрометью мчался вверх по скрипучему трапу, не чувствуя боли. Нельзя было доводить до этого. Все же нельзя, как ни ненавистен был ему нахальный и бесстрашный молодой зубоскал. Но он так и не успел понять, в какой момент выпустил из рук вожжи. Зачем так долго и мелочно рисовался перед Джузеппе. Так упивался сладкими минутами победы. И под конец подверг парня немыслимому испытанию. Ведь, в сущности, все, над кем он стремился одержать верх, давно лежали в земле, а мальчик ни в чем не был виноват, кроме крови, текущей в его жилах и вовсе не им выбранной…

Бениньо еще раз сплюнул и пробормотал что-то досадливое. Это все Флейта. Она слишком долго скиталась, разделенная на куски, обездоленная, опозоренная. Она истосковалась по губам Кормчего, будто невеста, долго ждавшая нареченного с войны. Она сама просилась в руки, и он не смог ей отказать, хотя даже не знал, повиновалась ли ему в тот миг ее колдовская сила. И никогда уже не узнает.

Все. Хватит запоздалых драм. Случись все снова, он поступил бы точно так же. А значит, к черту прошлое, слишком много он сделал для будущего, ожидающего его. Теперь у его ног весь мир. И он сумеет то, чего не сумели дети Доменико. Он докажет, что все жертвы были не напрасны и теперь Флейта наконец в достойных руках. Он не станет удовлетворять свои мелкие прихоти, словно безумный царек. Он пойдет вперед, неся благо. Он начнет новую эру. Он превзойдет всех Гамальяно с их интригами и темными делами. Он искупит прежние грехи.

И начнет с того, что отправится в Сан-Марко, в ставший родным особняк, где поставит на ноги свою многолетнюю пациентку, даже словом не упрекнув за предательство и не взяв ни гроша в награду.

Бениньо отер лоб, переводя дыхание от боли в ребрах, и захромал вдоль канала.

* * *

Свеча зашипела, выбросив столбик дыма, и Годелот вздрогнул, будто проснувшись. Только сейчас он заметил, что за окном светает. Вздохнул, распрямляя ноющую спину и резко отирая лицо ладонями.

Вот и все. Эта безумная история окончена. Он жив. Он может хоть прямо сейчас встать, открыто отправиться в точно указанное место и увидеться с другом, ни от кого не скрываясь. У него есть деньги и место в полку. Его вывихнутая жизнь вдруг немыслимым чудом сама встала на место. Но он не мог вспомнить, когда еще у него было так погано на душе…

Полковника больше не было. Его всезнающего и вездесущего врага. Его защитника и учителя. Человека, к которому он был так чудовищно несправедлив и так невыносимо поздно об этом узнал. У которого даже прощения толком попросить не успел. Да и кому они нужны, эти неуклюжие извинения? Разве они могут вернуть человека, спокойно и безучастно глядящего сейчас в потолок мучительно знакомыми глазами?..

А доктор? Доктор… Мудрый, искренний, безупречный. Кто же так страшно, так непростительно ошибался в нем? Полковник или сам Годелот? Как теперь узнать?

Шотландец тоскливо выругался и ударил кулаком в стену. Сколько галиматьи он наворотил! Сколько совершил ошибок! А теперь только и остается, что давиться колючими комьями бессилия. И хуже всего, что ему предстоит поглядеть Пеппо в глаза. Рассказать ему все до последнего слова. А потом добавить: я виноват. Я сделал все, чтобы твой отец погиб. Чтобы ты стал еще более одинок, чем прежде. Ну и, наверное, напоследок придется сказать: «Прости»… Или «Мне очень жаль». Что-то совершенно идиотское и издевательски-банальное, отчего Пеппо захочется лишь плюнуть ему в лицо.

Годелот медленно повернулся к полковнику и долго смотрел в заострившиеся черты воскового лица. А потом склонился над телом, осторожно снял изумруд с правой руки и бережно закрыл неподвижные глаза кондотьера.

— Простите меня, мой полковник… — прошептал он.

…Десять минут спустя Годелот спустился и подошел к хозяину, деловито вычищавшему камин в питейной.

— Сударь! — окликнул он, и тот вынырнул из темного зева очага, отирая со лба пот пополам с золой.

— Чем могу служить? — вопросил он, а шотландец хмуро проговорил: