— Командира моего Господь прибрал. Мне нужно вернуться к месту службы, капитану доложиться. Тело через несколько часов заберем для погребения. Я лишь прошу, заприте комнату до моего возвращения. — Годелот замялся, а потом вынул из кармана кошель полковника, лежавший на столе рядом с камзолом, и отсчитал несколько монет. — Вот… Моего командира звали полковник Орсо. Это был достойный человек. Я прошу вас, проявите к нему должное уважение.
Хозяин сгреб с ладони солдата деньги и мрачно кивнул:
— Все в руце Божьей. Не изволь беспокоиться, служивый. Честь все по чести будет. Ступай себе бестревожно.
— Благодарю.
Шотландец и двинулся к выходу.
Занимался рассвет. От каналов повеяло зябкой свежестью, изломы крыш все резче проступали на фоне линяло-синего утреннего неба, в воздухе далеко разносился лязг засовов открываемых лавок. Венеция просыпалась, стряхивала ночную истому, готовясь к наступлению нового дня.
Годелот шагал по узким улочкам. Отчего-то его нимало не тревожило возвращение в особняк, откуда прошлым вечером он убегал, как узник из крепости. Собственные неурядицы сейчас казались ему мелочными, надуманными и нестоящими.
Он забрал все ценное имущество командира: кошелек, часы, перстень и кинжал с перламутровой инкрустацией на рукояти. Все это могло оказаться слишком большим соблазном для трактирной челяди, и Годелот решил, что надежнее будет сразу передать личные вещи капитану. Кроме перстня. У него уже был другой хозяин. О судьбе же раненого Ромоло он сейчас старался не задумываться.
Нужно было добраться до Каналаццо. Там уже не заплутаешь. А потом — в Сан-Поло. Хоть на полчаса. После этой безумной ночи, когда мир так стремительно расползался по швам, Годелот отчаянно хотел увидеть Пеппо, хотя толком не знал, как с ним теперь говорить.
Было почти светло, когда он подходил к Большому каналу. Впереди уже высились купола и шпили, грязные улочки Каннареджо сливались с Сан-Марко. Еще несколько переулков, и до цели рукой подать. Здесь было куда тише и пустыннее. Вереницы мастерских с их утренней суетой остались позади.
Подросток перешел мост и нырнул в узкую щель, крутыми потрескавшимися ступенями спускавшуюся меж замшелых домов и закладывавшую причудливый крюк. Дойдя донизу, он вывернул из-под арки и уже собирался двинуться вперед, как вдруг заметил одинокого прохожего, прихрамывающей походкой спешащего вдоль улицы. Невысокий седой оборванец, грязный и, похоже, больной. Но Годелот невольно замер, глядя ему вслед. Что-то знакомое чудилось ему в этом пожилом горемыке… Да и горемыка ли это?
Шотландец вдруг ощутил, как заломило виски.
— Доктор Бениньо… — потрясенно пробормотал он. И тут же, ни о чем не успев подумать, крикнул: — Доктор Бениньо!
Он был готов к тому, что прохожий сейчас обратит к нему совершенно незнакомое лицо. Но человек остановился и медленно обернулся.
Это был он, доктор. Ветер шевелил неприбранные седые волосы, изодранный камзол местами свисал лоскутами, а на грязном лице, наперекор глубоким кровоточащим царапинам, больным блеском сияли глаза. Годелот двинулся навстречу врачу. Тот не сделал ни шагу, просто стоял и ждал. Шотландец остановился в нескольких футах, молча глядя в лицо Бениньо и замечая, что камзол того чудовищно грязен. А доктор вдруг тоже шагнул вперед, и Годелот почувствовал запах гари, но по-прежнему молчал, лишь безмолвно добавляя эти мелочи к обстоятельствам странной встречи.
Бениньо же вдруг улыбнулся:
— Господи, Лотте… Вы живы… — Он помолчал, вглядываясь в застывшее лицо шотландца. — Лотте, вы будто не узнаете меня. Что случилось?.. Я не чаял больше увидеть вас.
— Я чаял этого куда меньше, — медленно проговорил Годелот, не отрывая глаз от врача, — и со мной все и так понятно. А вот вы, доктор… Что, во имя всего святого, случилось с вами? Я слышал на берегу выстрел и был уверен, что он направлен в вас.
Губы врача передернулись, будто от едкого вкуса:
— Так и было, друг мой, — глухо отрезал он. — Орсо удалась его затея. «Бонито» уже готовился поднять якорь, когда я появился на берегу. А контрабандисты… Они жесткий народ. И предателей они не прощают. На мое счастье, не каждый выстрел попадает в цель. А когда я скатился по камням, у контрабандистов уже не было времени проверять, жив ли я. Я порядком зашибся и до рассвета пролежал в обмороке.
Брови Годелота сошлись, на челюстях дрогнули желваки.
— Ужасно… — пробормотал он.
Бениньо поморщился, усмехаясь еще шире:
— Черт подери, я-то, старый осел, был уверен, что все отлично продумал. Какой идиотский финал красивой саги.
Юноша хмуро кивнул:
— Верно. Только по вашему виду я бы скорее предположил, что вы заснули у очага.
Усмешка Бениньо угасла, и он снова отер лоб, оставив на грязной коже кровавый мазок.
— Лотте, куда вы направляетесь? — вдруг резко сменил он тему.
Годелот на миг сжал губы, а потом ровно произнес:
— Это не важно. Вы кошмарно выглядите, доктор. Лучше скажите, куда идете вы. Я могу помочь вам. У меня… есть кое-какие деньги. И опасность мне не грозит, в отличие от вас.
Бениньо прерывисто вздохнул, взгляд его на миг заметался, и он неуверенно спросил: