Фельдмаршал в бубенцах

Врач побледнел, глаза сузились. Он отступил назад к парапету, ограждавшему канал, сунул руку за пазуху, медленно вытягивая тонкую темную тростинку с серебряными кольцами.

— Иначе мне придется пренебречь нашей с вами долгой приязнью. И поверьте, физическая сила вам не поможет.

Шотландец сделал еще шаг.

— И каким же вы сделаете меня? Слепым, как Пеппо? Каменным, как герцогиня? Или гнилым, как вы сами?

Доктор оскалился, поднося флейту к губам.

— Неуклюжая метафора, но я могу ее уточнить. Слепота, паралич, проказа… Пять шагов назад, Годелот, или я исполню все три желания, как добрый джинн из восточной сказки.

— Правда? А вы не разучились играть на флейте за столько лет? — вкрадчиво спросил подросток, но Бениньо покачал головой, будто тот сболтнул глупость.

— Не путайте флейту Гамальяно с пастушьей дудкой, — усмехнулся он, — ей нет дела до нотных знаков. Лишь поднести ее к губам, не боясь и не сомневаясь. Она сама вдохнет волю Кормчего и для каждой души споет угодную той мелодию.

В голосе Бениньо зазвучал экзальтированный надрыв, флейта ходуном ходила в его пальцах, бледное лицо покрылось красными пятнами. Шотландец отвел глаза, глядя куда-то вдаль над плечом врача. Тот стоял, как взведенная пружина, не отрывая взгляда от противника. А Годелот вдруг молниеносно рванулся вперед и резким ударом выбил флейту из рук врача.

— Нет! — заревел Бениньо, вскидывая руки, как кот лапы вдогонку юркой птице. — Господи, нет!

А древний инструмент взмыл вверх, чиркнув в воздухе серебряной искрой, и, кувыркаясь, полетел за парапет навстречу водам канала. Врач заметался вдоль каменной преграды. Он бессильно тянулся к своему ускользающему божеству, будто пытаясь взлететь следом, и что-то исступленно кричал.

Вдруг он полез на парапет. Неуклюже оскальзываясь, поднял ногу на изъеденную временем каменную кромку, оттолкнулся и ринулся в бездну. Годелот рванулся за ним, уже готовый услышать всплеск… Внезапно снизу раздались сухой удар и короткий рваный хрип.

Шотландец перегнулся через холодный камень: у самой стены, поднимающейся из канала и щетинящейся вмурованными причальными крючьями, в лиловой утренней тени покачивались привязанные гондолы. На дне одной из них в причудливой позе распростерся доктор Бениньо…

— Черт подери… — выдохнул Годелот и бросился к лестнице, ведущей к причальному мостку. Бегом спустившись к воде и беззвучно бранясь, он пробрался по узким гниловатым доскам, лепящимся к замшелой стене, и уцепился за высокий изогнутый нос гондолы. Врач не двигался. Флейта, тускло поблескивая, лежала под скамьей.

Юноша застыл на месте, держась за гладкое резное дерево и уже ступив одной ногой на борт. Затем осторожно шагнул в лодку. Подобрал флейту и остановился у тела Бениньо. Несколько секунд смотрел в багровое лицо с искривленным ртом. А потом сунул инструмент за пазуху и переступил обратно на мостик.

* * *

Венеция была огромной. Нескончаемой, безграничной. Годелот мчался по улицам, едва разбирая дорогу, сталкивался с прохожими, не оглядываясь, огрызался в ответ на брань и несся дальше. Он так и не сообщил о гибели полковника, но сейчас даже это могло подождать.

Бениньо. Человек, знавший, как текут реки по земле, а кровь по венам. Почему движутся пальцы на руке, а светила по небу. Человек, посрывавший замки с запретных дверей, которые Годелот никогда не посмел бы отворить сам. Человек, за высоким лбом и сдержанной улыбкой которого пряталась хищная тварь с ядовитой пастью. Человек, за которого он готов был умереть, а теперь просто отвернулся от его тела.

Годелот верил во все, что говорил доктор. Даже в то, что все предметы состоят из мириад невидимых глазу частиц. Даже в то, что за океаном есть огромная неведомая страна — Новый Свет. Но только не в то, что его друг мертв. Он, как всегда, упустил что-то, мечась меж берегом, от которого отчалил вожделенный «Бонито», и умирающим командиром. Что произошло там, на берегу? Подросток не раздумывал. Он бежал назад к траттории, где все еще ждала у причала лодка…

Устье канала вместе с отливом несло в море городской мусор, склады чередой затемнели неподалеку, когда Годелот достиг гавани Капо Пьетро. Он наспех привязал лодку и рванулся на берег, оскальзываясь в прибрежной грязи. Кровавое пятно, оставшееся на месте схватки, темнело на влажном песке, изрытом множеством ног: похоже, здесь уже побывали рыбаки. Но ему тут нечего было искать, и шотландец опрометью мчался к складам.

Он вырвался на берег, такой же пустынный, как и прежде. Разве что белого крыла уже не видно было в зелено-лиловой морской дали. А у оконечности короткого каменистого мыса покачивался на мертвой утренней зыби наполовину обугленный остов заброшенного корабля, там и сям курящийся клочковатыми столбиками грязно-серого дыма.

— Господи… — Шепот оцарапал пересохшее от бега горло, и Годелот закашлялся. Затем с трудом вдохнул и бросился к мысу. Остановился у кромки воды, лихорадочно оглядывая пустой берег. Запах гари, зола на одежде… «Тяжелая и страшная смерть…»