Феликс убил Лару

– А у нас сын был. Молоденький. Офицер! – рассказала старушка. – Погиб как-то странно в чужой стороне, – она достала беленький платочек и промокнула кукольные глаза. – Давно уже. Нормального роста, даже выше вас, женатый. А внуков не успел…

Абрам вопросительно уставился на них:

– Разве у лилипутов бывают дети?!!

– Мы не лилипуты! – мальчишечьим злым голосом выкрикнул старичок. – Мы маленькие люди! Не гномы, не мальчики-с-пальчики, не смурфики! Просто маленькие люди!

– Миль пардон! – извинился Абрам.

– Маленькие люди!.. – поддержала мужа старушка. – И не изъясняйтесь дурными фразами, неуместными в этом доме! По-французски он! Скажите еще «данке-шманке-обниманке»! Француз!..

– Простите, – покраснел Фельдман. И что он так к этим людям? Вероятно, произошедшее двумя днями ранее напугало его так сильно – столько могущественных мира сего – а здесь два пожилых ребенка и мясо. Как будто расслабился он, избежал нехорошего. – Еще раз простите…

– Говорите по-французски? – спросил хозяин.

– Да, – признался Абрам Моисеевич.

– Видишь, Лара, человек просто говорит по-французски. Ничего дурного он сказать не думал. Он извинился на французском. Ты просто на нервах. Дать тебе валокордин?

– Не надо, Феликс! Все со мной будет хорошо. Сашу вдруг вспомнила…

Хозяева развели самовар с шишечками, поставили на стол простенькое печенье и пакетики с заменителями сахара.

Когда они уходили из труппы им вскладчину подарили целую коробку с такими пакетиками. К неоплачиваемой пенсии. С настоящим сахаром в мире обстояло совсем плохо. А директор Лазарь Лазерсон от лирических чувств отдал семье лилипутов миниатюрный мотоцикл с коляской – собственность цирка, – на котором они выступали семейным номером… На нем и ездили цирковые пенсионеры по сию пору, добывая пропитание на небольших местных ярмарках. Жонглировали кеглями и кольцами, смешили, изображая детей, ходили на руках и все такое, чему были обучены. У них имелись даже собственные плакаты, отпечатанные типографским способом, на которых по-польски было напечатано разноцветными буквами, что семья маленьких людей Бычковых развлекает польских детишек и их родителей.

– Непростая жизнь! – посетовал Фельдман, зевая в ладошку и сдерживая организм, чтобы не заснуть.

– Если ночевать останетесь, – прикинула Лара, – то за все про все… Тогда с вас тысяча пятьсот злотых!

Абрам тотчас расхотел спать. Думал, что маленькая старушка шутит, но у старика в маленьком кулачке был зажат маленький пистолетик, глядящий дулом прямо в левый глаз гостю.

– Бутафорский?

Феликс выстрелил в потолок. Сверху посыпалась щепа.

Последний раз Абрам Фельдман видел живые деньги много лет назад. И то пару мелких купюр. Он судорожно думал, как выпутаться из такой неожиданной ситуации. Еще он понял, что мир стал таким странным, перемешанным во всех смыслах. Страны перемешались с их границами, а особенно внутреннее устройство людей перестало прогнозироваться. Нет более понятия «хороший человек», как нет и «плохой». Нет границ четких между добром и злом. Добро покрывает зло как копировальная бумага. Пишешь доброе – а на конце все превращается в зло. И лилипуты тому пример. Накормили, рассказали о самом сокровенном – а сейчас, если он не расплатится, застрелят его, а потом, не дай Господь, да прибудет с Ним благость всего созданного, съедят кошерное тело еврея. Хотя какое оно кошерное, когда сей час не кошерной убоины наелся, а два дня назад… Он щелкнул замками и открыл саквояж. Сверху постиранных вещей лежал конверт, от которого исходил едва слышный запах клубного парфюма. Абрам приоткрыл бумажный козырек и увидел в нем купюры… Так вот что имел в виду человек, провожающий его из клуба Янека Каминского. Гонорар! Он сказал: «Гонорар»!

– Давайте все, что есть! – потряс пистолетом Феликс.

– Деньги? – уточнил Абрам.

– Есть что-то еще?

– Есть. Одежда, цицит, тфилин, личные штучки. Все белье стираное. Вы просили полторы тысячи злотых, они у меня есть. – Фельдман отсчитал из конверта сумму, не доставая его из саквояжа, и протянул купюры Ларе. Она ловко их проверила крохотными пальчиками с аккуратно подстриженными ноготками, и по ее глазам было видно, что она желает отобрать все, но пока еще не решилась окончательно на грабеж. – А вы сами в кого верите?

– Ни в кого, – отозвался Феликс, все еще уверенно сжимая рукоять пистолета.

– А что про Христа спрашивали?

– Для разговора…

– Значит, не верите в Него?

– Ни в кого! – подтвердила Лара.

– Значит, ваш сын Саша… Э-э-э… Бычков, правильно? Так получается, что сынок ваш сейчас нигде. Не встретитесь вы с ним никогда. Получается, что смысла в жизни нет, что не существует Всевышнего, который подарил вам, лилипутам, нормальное человеческое дитя!..

– Маленькие люди! – вскричал Феликс, но сейчас его рука с оружием, то ли от усталости, то ли от горькой жизни маленького человека, то ли еще отчего, бессильно опустилась под стол. – Маленькие…