Феномен

Десанту была поставлена задача работать по солдатам и офицерам. Вряд ли что выйдет – дальность высока, – но кого-нибудь да зацепят. Сигнал к отходу – красная ракета. В школе хватало сигнальных ракет и ракетниц, так что они были у всех командиров.

Подведя прицел под башню вражеского танка, где, как я знал, у него находилась боеукладка, я скомандовал:

– Выстрел!

Члены экипажа, как я учил, открыли рты, и я нажал на педаль пуска. Пушка, лязгнув затвором, громко хлопнула, выбрасывая дымившуюся гильзу, а заряжающий уже открывал затвор и подавал следующий снаряд.

– Горит, – сообщил я экипажу, а то они ничего не видели.

Немец остановился. Выбивая люки, изнутри факелами полыхнул огонь. Мой выстрел послужил сигналом к действию, и тут же последовал огонь всей засады. Я видел, как вспыхнули ещё пять танков – три лёгких и два средних. Шесть бронетранспортёров, дымя, остановились, грузовики горели.

Ведение огня продолжалось, и я снова скомандовал:

– Выстрел!

Нажав на педаль пуска, я поджёг вторую «четвёрку». Заряжающий знал, что пока нужно подавать только бронебойные снаряды, у нас их в боеукладке половина, а когда понадобятся осколочные, я сообщу, связь через шлемофоны действовала.

Двигатель урчал на холостом ходу, а посадка, где мы скрывались, уже была под огнём противника. Я видел, как торопились мои командиры, часто мазали, снаряды рикошетили от брони вражеских танков. Первый наш удар стал для немцев полной неожиданностью, но они быстро оправились и начали активно отвечать.

Мой танк тряхнуло, аж в ушах зазвенело – вот и первый рикошет по лобовой броне. Вот и второй, уже по башне. Разрывы осколочных снарядов по посадке. Стволов у немцев было ещё много. Я заставил полыхнуть восьмую «четвёрку», а потом через полуоткрытый башенный люк высунул руку наружу и пустил ракету. Всё, надо заканчивать: бой идёт уже не в одни ворота, я видел два дыма над посадкой – кто-то из наших горит.

Наши танки начали сдавать назад, покидая позиции, и уходить в низину за посадкой, а я прикрывал отход.

– Механик, десять метров вперёд.

Всю маскировку уже стряхнуло, и нашими выстрелами, и от разрывов немецких снарядов. Выбравшись из посадки, я повернул башню и велел заряжающему подавать осколочные. Правда, в стволе уже был бронебойный, я пустил его по девятой «четвёрке» и, как всегда, не промахнулся. Пока механик маневрировал, подставляя под удары лобовую броню, я пятью осколочными снарядами разметал орудия полевой лёгкой гаубичной батареи, которая уже развернулась и готовилась открыть огонь. Эти могут бед натворить.

Вокруг нас рвались снаряды, болванки рикошетили, несколько штук застряли в броне. Уничтожив гаубичную батарею, я двумя снарядами попал в немецкий грузовик с боеприпасами, отчего произошла детонация, и ещё двумя – по орудиям, повалив их. Пятый выпустил по машине с бочками в кузове, и не ошибся: это было топливо, полыхнуло красиво.

После этого механик начал сдавать назад. По пути мы подхватили десантников (это были наши) и, двигаясь, поглядывали, не остался ли кто из наших раненых. Подобрали ещё двоих, они руки подняли, привлекая внимание. Я их так и учил: ранило, не можешь идти – подними руку, чтобы тебя заметили. Раненых подняли на броню, и мы, выжимая всё, что могли, нагоняли своих. Раненых перевязывали на ходу, держась за скобы, я из танка подал бинты.

Теперь стоит ждать налёта: избиваемая колонна уже наверняка успела нажаловаться. А вообще, я не только вёл огонь, но и наблюдал за результатами работы других танков, ведя подсчёт. Так что, пока мы катили, на башне сидел заряжающий, крутил головой, особенно за небом следил, а я тем временем по памяти заносил данные в блокнот, чтобы чуть позже внести их в боевой журнал нашего сборного соединения. Потери тоже внёс, два Т-26 горели, причём сломавшегося среди них не было, так что ещё и его пришлось бросить.

Нагнав свою колонну, я обогнал её и встал впереди. Отметил, что осталось восемь танков, причём один снова буксировали на тросах. Но все четыре «тридцатьчетвёрки» были целыми, хоть и сильно побитыми. Ещё утром они были новыми, покрытыми свежей краской, а сейчас казались вышедшими из преисподней, не у меня одного в броне застряли болванки. От десанта осталось едва два десятка бойцов, от пулемётного взвода – два пулемёта. Досталось расчётам, хорошо их проредили, множество бинтов белело.

Зенитка и грузовики пулемётного взвода ждали в низине, пулемёты до них докинули на корме танков. И вот прилетели немцы, целая группа штурмовиков, я насчитал аж двенадцать штук: видимо, очень сильно немцы с дороги на нас нажаловались.

Когда штурмовики выстроились в круг и, включив ревун, стали падать вниз, одна зенитка сдержать такой вал, конечно, не могла, но её поддержали десантники из стволов винтовок и пулемётов. А танки и грузовики, покидая дорогу, вдруг все рванули в разные стороны, чем доставили значительные неудобства немцам: каждый танк приходилось бомбить отдельно, а он ведь не стоит, а вполне активно маневрирует.