Большинство людей выражали социальное недовольство в формах, отличных от ведовства. Поэтому следует задаться вопросом, почему некоторые выбрали такую крайнюю форму протеста. Мы не будем применять к Средневековью современные представления о психических заболеваниях, признаем только то, что сегодня, как и тогда, людям, которые имели отличный взгляд на реальность, было затруднительно функционировать в обществе. Такие люди, особенно во времена необычных перемен и стресса, могли либо прибегнуть к ведовству, либо быть охвачены беспричинным страхом перед ним[489]
.Но не стоит считать, что все ведьмы были психически больными. Феномен ведовства отвечал человеческим потребностям, более универсальным, чем фантазии отдельного человека, – достаточно универсальным, чтобы быть описанными в терминах мифологии. Наиболее фундаментальным психологическим феноменом, связанным с мифом о ведовстве, является непреходящее увлечение злом. В мифологии почти каждого общества зло имеет воплощение. Древнее дуалистическое противопоставление добра и зла, света и тьмы лежало в основе всей средневековой мысли, а с XII века оно было значительно усилено влиянием движения катаров. Основная идея этого мифа заключается в том, что когда-то все было хорошо, едино, гармонично, цело, а затем появились разногласия, зло и отчуждение, разрушившие эту гармонию. Человек должен либо противостоять разрушению этой гармонии, либо смириться с ним, причем разрушение гармонии определяется как зло.
Социальная психология средневекового колдовства основана на мифе, который сам по себе отчасти является продуктом социальной психологии более ранних народов, ныне обретшим облик традиции. Мифологические истоки колдовства представляют собой смесь тевтонского, кельтского и особенно греко-римского элементов. Но в этой книге мы рассматриваем не конкретные мифы или их происхождение, а скорее их социальные функции в средневековом ведовстве. Фрейд считал, что как миф, так и религия являются проекциями внутренних конфликтов, надежд и страхов на внешний мир. Если человек чувствует себя виноватым и заслуживающим наказания, он, вероятно, предположит, что в мире есть силы, стремящиеся наказать его: он боится авиакатастроф, коммунистов, евреев, землетрясений, белых людей; в греческих мифах он боялся Эриний[490]
и Немезиды[491]; в Средние века он боялся преследующих его демонов. Наилучшим противовесом взгляду Фрейда, пожалуй, была концепция Франкла о многообразии способов осмысления человеком самого себя и мира[492]. Миф можно отличить от фантазии следующим образом: фантазия – это полностью индивидуальное выражение, она может вызывать или не вызывать понимание у других. Миф – благодаря тому, что он предлагает объяснения в рамках принятой структуры, – будет универсально понят (хотя и не обязательно интерпретирован одинаково) теми, кто к этой структуре принадлежит. Как показали Бубер, Хешел и Кассирер, человек – это не просто разумное животное, но и животное, созидающие символы и мифы. Мифы – это истории, объясняющие вещи не дедуктивным или индуктивным путем, а по ассоциации, на уровне сновидения: они бессвязны, нелогичны, но символически значимы.