Фермуар последней фрейлины

— Ну, бабы! — отозвался второй. — Что ты, баб не видал? После с ними разберемся, а сперва нужно дело сделать! — И они потащили из-под скамьи заветный сундучок. Дуняша попыталась не дать его, но один из бандитов пихнул ее ногой. Дуняша упала на грязный, заплеванный лузгой вагонный пол и увидела оттуда, как махновцы роются в хозяйском сундуке, вполголоса ругаясь и повторяя:

— Где же оно? Где оно?

И тут Дуняша проснулась.

В тесном помещении было еще теснее, чем прежде, потому что, кроме них с Анастасией Николаевной, здесь были еще двое — клетчатый господин Шнурков и, как ни странно, тот кривоногий тип в гороховом пальто, от которого Шнурков несколькими часами ранее спас их сундук. На этот раз между ними царило явное взаимопонимание: оба весьма дружно перерывали содержимое сундука, который они выволокли из-под хозяйской койки.

На откидном столике горел огарок свечи, озаряя диковинную картину неровным колеблющимся светом.

— Да где же оно? — бормотал Шнурков, роясь в вещах Анастасии Николаевны.

Дуняша попыталась встать — но ноги были словно налиты свинцом, и в голове была свинцовая же тяжесть. Мысли ворочались в ней тяжело и вяло, как мельничные жернова.

Ох уж этот чай, подумала Дуняша. Хорошо, что я совсем немного выпила…

Она встряхнула головой.

Сонливость понемногу отступила, Дуняша скосила глаза и увидела на полу возле своего стула саквояж.

Грабители были увлечены своим делом и не обращали на нее внимания. Дуняша опустила руку, дотянулась до саквояжа, незаметно углубилась в него и нашарила на дне холодную тяжесть. Обхватила ребристую рукоятку пальцами, потянула на себя.

Теперь в ее руке был тяжелый тупорылый «веблей» — подарок покойного Володи, который и стрелять из него научил на пустыре возле Александро-Невской лавры.

С заряженным револьвером в руке Дуняша почувствовала себя куда увереннее.

— Господа, что это вы делаете? — проговорила она плохо еще слушающимся языком.

Клетчатый Шнурков вздрогнул и поднял голову. Гороховый тип по инерции рылся в сундуке, что-то вполголоса бормоча. Наконец и он оглянулся, небритое лицо его злобно перекосилось, и он прохрипел с сожалением:

— Вот сучка! Надо было ее придушить!

— Не велено! — отмахнулся от него Шнурков и продолжил, на этот раз обращаясь к Дуняше:

— Что же вы, Евдокия Степановна, чай не пили?

— Я вообще чай не люблю. И не заговаривайте мне зубы, это бесполезно…

— Зря, чай очень полезен! А что это такое у вас в руке, Евдокия Степановна?