Феронакозия

– Дискету? Там не было никаких дискет, – Стас нахмурился, внезапно вспомнив желтую дискету на дне розовой коробки, которую передала ему вьюжным зимним вечером Лиза, – или была? Только Лиза сказала, что она к делу не относится и забрала ее у меня.

– Вот, значит, как, – Кривенко вздохнул. – Ее право. Я ей все доверил. Хотя и сам не понимаю, зачем и как я ей это досье передал. Я ведь сомневался и под конец решил, что не стану ей помогать копаться в старом деле. А потом вдруг обнаружил, что коробка исчезла. Теперь-то я догадываюсь, кто в этом замешан.

– А Вас, Василий Алексеевич, каким ветром сюда занесло? – спросил Стас.

– Уж не просто так, – мрачно пробурчал старик. – Я, как и ты, журналист, не могу успокоиться после встречи с ней. Я со злом борюсь. И только. Ты заходи ко мне в четверг. Я много чего тебе расскажу. Сейчас не нужно тут слишком долго стоять.

Кривенко легонько пожал Стасу руку, заговорщицки моргнул обоими глазами и быстро пошел прочь вдоль больничной ограды. Пару раз оглянувшись на старика, Стас зашагал к перекрестку, за которым через узкий мост можно было выйти к подземке. Ему нужно было заскочить в офис, чтобы получить задание от редактора. Перед встречей он набрал телефон Лизиного отца. Добрый Петр Владимирович был необыкновенно рад слышать его голос.

– Ты смог ее сегодня увидеть? Вчера и мы с Татьяной Валерьевной в первый раз навещали. Похоже, что все образуется. Как мы благодарны профессору!

– Лиза просила меня Вам позвонить. Вы не знаете, почему?

– Почему? – Петр Владимирович задумался. – Может, про вещи думала, те, что остались в Москве. Мы все никак не решим, кто бы нам помог их оттуда забрать.

– Она так говорила, будто это что-то важное. Не было похоже, что она про вещи. Про какое-то чтение.

– Ах да! Как же я забыл! – воскликнул Петр Владимирович. – Она же перед тем, как ее в клинику увезли будто в себя ненадолго пришла, попросила пустить ее к компьютеру и распечатала целую пачку бумаг. Убрала в конверт. Сказала, что для тебя. Даже мне не велела читать. Я обещал передать, но во всей этой суматохе совершенно вылетело из головы.

В редакции бессменный шеф «Прямой силы», с нескрываемым удовольствием смаковал подробности двух ярких убийств – нашумевшей истории с расчленением в одном из местных пригородов и нового столичного дела. Почерк преступников, орудовавших в столице, почти в точности совпадал со случившимся несколькими месяцами ранее в их родном городе. Из двух жестоких убийств вполне могла получиться громкая статья. Не ответив ни да ни нет на предложение редактора смотаться в столицу, Стас взялся писать о расчлененке и отправился к Исаевым за Лизиным посланием.

Всегда аккуратный в делах Петр Владимирович сразу вручил Стасу пухлый конверт еще в прихожей, и последний, пробормотав слова благодарности, собирался тут же ретироваться. Однако здесь в дело вмешалась Татьяна Валерьевна и уговорила гостя остаться на чашечку чая. К чаю прилагался крепкий армянский коньяк. И вскоре Стас уже не жалел о том, что засиделся с Лизиными родственниками. Ведь от ее матери он услышал очень важную информацию.

– Один удар за другим, – с печалью в голосе сообщила Татьяна Валерьевна. Она куталась в черную цветастую шаль, – Катерина ведь за пару дней перед самой смертью приезжала сюда. Она была на себя непохожа, тревожная и грустная.

– Мне кажется, что она что-то предчувствовала, о чем-то хотела нам рассказать, но так и не сделала этого, – вздохнул Петр Владимирович, наливая еще по одной.

– Однако со мной она все же кое-чем поделилась, – вздохнула Татьяна Валерьевна и еще сильнее завернулась в шаль, – Она сказала, что у Лизы была неразделенная любовь, ей нравился коллега по работе, начальник по кадрам. Вот как!

– Нас наша дочь в личную жизнь не посвящала, – с обидой в голосе произнес Петр Владимирович, – Ведь не исключено, что именно эти отношения так разрушительно на нее подействовали.

– Для откровенных разговоров у Лизы была Катерина. Кто бы мог выслушать человека лучше, чем она?! Моя сестра была святая! – разразилась восклицаниями его жена.

Выпив за здоровье Лизы, и за Катерину, упокой Господи ее душу, Стас вежливо отказался от еще одной рюмки и покинул гостеприимный дом Исаевых. Он очень спешил домой. По дороге по выработавшейся за годы привычке Стас старался заранее продумать текст статьи о порезанном на куски звукорежиссере, девушке и двух пьяных свидетелях. Дело было громкое, скверное, но не особенно отличающееся от многих других подобных историй. Под конец затянувшейся вечеринки, когда хозяин дома и один из его гостей были уже в полной отключке, хотя и оставались за столом, еще один гость, звукорежиссер по специальности, неожиданно дал пощечину девице, тихой и безропотной музейной служащей, сожительствующей с его безработным приятелем. Она впала в ярость и схватилась за нож. Двое свидетелей находились при этом рядом, сидели, как ни в чем не бывало, беседовали. Они не понимали, что происходит, и на утро ничего не помнили.