Феррагосто

– Chi ha mangiato la carne, deve goderne gli ossi[15], – Он с интересом посмотрел на собеседника. – Но я оставлю тебе часть скалы, потому что ты напоминаешь мне Сальваторе, а я в долгу у него. – Он достал сигару и принялся медленно ее раскуривать. Глядя в клубы дыма, он произнес: – Знаешь, в один из дней я прибежал сюда, незадолго до того мы условились, что Сальваторе покажет мне, как чинить лодку. И вот я подхожу к дому и вижу, что он стоит на пороге со всеми своими жалкими пожитками. Я подумал, что он собрался рыбачить, но по виду, по тому, как он озирался, по выражению, с каким смотрел на меня, я понял, что он хотел сбежать. Он решил, что моему отцу рано или поздно не понравится наша дружба, и боялся наказания. Мне пришлось пообещать, что я никогда его больше не навещу и что отец не тронет его. Он поверил мне и остался. А я ушел. И проплакал несколько дней, так дорога мне была наша дружба, но я сдержал свое слово. И нарушил его только десять лет спустя, когда вернулся и забрал этот дом вместе с землей. Вдобавок мне пришлось прихватить один глаз этого подлого предателя. Только для того, чтобы тот его больше не обманывал. – Дон Антонелли усмехнулся. – Сальваторе всегда боялся не того человека. Когда-нибудь ты поймешь, Франко, что нет ничего важнее преданности, но будет поздно. А пока я сохраню тебе жизнь. Мне нравится наблюдать за тем, как ты делаешь ошибки. – Он сделал усталый жест рукой. – Марко, отвези синьора Леграна домой и возвращайся сюда. Риччи, останься со мной, я хочу пройтись перед сном.

Франко вернулся в дом. Он прошел в кабинет, запер дверь изнутри, чтобы его не беспокоили, и сел в кресло, прикрыв глаза. Со стороны можно было подумать, что хозяин набирается сил после долгого дня, однако Франко и не думал отдыхать, он напряженно размышлял.

«Николо сдал меня, – билась в мозгу воспаленная мысль. – Что он задумал? Я не угрожаю его благополучию, у нас всегда были добрые отношения». Франко не мог вспомнить, чтобы как-то задел или обидел друга, но факт оставался фактом: по какой-то причине Николо выдал их тайну, нарушил общую договоренность и подставил Франко под удар. Перебрав возможные причины, по которым этот поступок можно было оправдать или хотя бы объяснить, он потерпел неудачу, и вскоре его острый ум переключился на более глобальную проблему. У него отбирают карьеры, и нужно срочно найти решение, чтобы избежать катастрофы. Проанализировав ситуацию со всех сторон, он пришел к выводу, что тягаться с Доном Антонелли на его же территории, где все, начиная от местной газеты и заканчивая судом, находится в руках одного человека, бессмысленно. Никто из высокопоставленных лиц города не пойдет навстречу приезжему иноземцу, манкируя интересы столь могущественной фигуры, как Гвидо Антонелли.

И снова перед ним встала проблема. Он осознал, что, как бы ни полагался на честное слово Дона, все же не мог быть уверен, что в скором времени оставшаяся часть Клыка также не перейдет в руки клана. А этого он допустить не мог. Клык был его десертом. Он не зря откладывал врезку в него, потому как чутьем надеялся обнаружить там большие залежи. Но теперь, когда оборудование и рабочие остаются на соседних карьерах, ему придется начать все с нуля. С этими мыслями он полез в нагрудный карман и достал мешочек с золотом. Развернув, Франко оглядел искрящийся песок. Золото в руках окончательно утвердило его в собственной решимости. «Я не могу потерять Клык».

Он положил мешочек на стол и взял со стола газету. Напряженные глаза стали бесцельно блуждать по странице, как вдруг взгляд остановился. Франко напряг зрение и бегло пробежал статью, заинтересовавшую его. Закончив чтение, он откинулся в кресле и сосредоточился на мысли, которая зародилась у него в голове, обретая все более четкие очертания. Уже через полчаса созрел план, и Франко, вернув мешочек с золотом в нагрудный карман, отправился спать, точно зная, как будет действовать дальше.

* * *

На следующий день он приказал слугам собрать вещи для поездки в Рим и заехал к Маддалене. Принимая ее жаркие поцелуи, он пообещал, что вернется через день-два, а потом отправился в дом знакомого банкира, и после обмена любезностями и непродолжительного разговора у него на руках оказался важный документ. Без этого куска бумаги его поездка в Рим не имела бы смысла. Но теперь рекомендательное письмо в наличии, и именно оно позволяло Франко обратиться с необходимым прошением к премьер-министру, который вел свою деятельность в интересах финансового капитала итальянских помещиков, что идеально соответствовало созревшему плану Франко Леграна. Джолитти являлся зачинателем нового курса промышленного и сельскохозяйственного развития Италии, и Франко надеялся, что в таких условиях политик захочет отличиться.

Франко знал как никто другой, что в Риме у Дона связи едва ли меньшие, чем в Ланцио, но все-таки понимал, что настолько высоко Гвидо Антонелли забраться еще не сумел. Он располагал почти полной уверенностью, что связей с премьер-министром у Гвидо Антонелли нет, а значит, его путь открыт.