– Я далека от мысли, будто наши руководители – круглые идиоты, не знающие прописных истин о денежном обращении. И следовательно, все их бредовые финансовые операции по так называемой стабилизации рубля были заранее продуманы, а это уже умысел. В любой другой более или менее демократической стране на таких дядей тут же бы надели наручники, но только не у нас. Представитель России в финансовых организациях на Западе – некто Котовский, на лице которого, кстати сказать, изображен весь уголовный кодекс, – растратил за кордоном неизвестно на что порядка двухсот пятидесяти миллионов долларов и получил за это… благодарность премьера. Ну почему, скажите мне, на поверхность в стране выплыли не лучшие или средние, а худшие?
Флюсов переглянулся с Канделябровым: во дает!
– Судите сами, Президент у нас – бывший секретарь Свердловского обкома, интеллектуальный потолок которого – заведующий вонючей районной баней. Государственным строительством занимается серенький преподаватель марксизма-ленинизма провинциального вуза. Экономику возглавляет бывший заведующий отделом газеты «Правда», а дипломатией руководит самый бездарный выпускник МГИМО. Это, господа, не демократия. Это настоящий большевистский режим.
– Странно… – еле слышно заметил Сергей Сергеевич. – Излагает, как Златопольский, – один в один. Не его ли она, случаем, человек? И Михалыч – старый чекист – что-то подозрительно улыбается. Блин, как жить – кругом одни агенты…
– Сумасшедший дом какой-то! – с возмущением сказал опьяневший Канделябров. – Политические лидеры неуместно и зло шутят, проститутки выдают социологические тирады с экономическим уклоном, а меня, между прочим, дома ждет моя мама.
Махрюткин захохотал, а Финаков спросил у не только сексуально подкованной выпускницы МГУ:
– Красавица, может, тебе с подругами баньку разогреть?
…Карлович приехал на дачу только под утро злой, как собака. Ни слова никому не сказав, быстро прошел в свой кабинет и там заперся.
Глава тридцать третья
Пока Флюсов ненадолго отвлекся на процесс съемок художественного фильма, вся полнота власти в министерском кабинете перешла к Ивану Григорьевичу Райляну. Он координировал все действия, связанные с раскруткой младшего Гастарбайтера, следил за дисциплиной в офисе, короче, проводил необходимые мероприятия, направленные на то, чтобы в ближайшее время фестиваль авангардной симфонической музыки все-таки состоялся.
Как всегда развалившись в комнате отдыха за чашкой кофе, он ожидал приезда Клауса, попросившего его срочно зачем-то сегодня принять.
Фракиец начал издалека:
– У моего папы появились сомнения в отношении искренности нашего друга Александра Александровича. Нам стало известно, что у Бизневского сейчас масса проблем, которые он старательно скрывает.
– Они – я имею в виду проблемы – имеют финансовую природу?
– Не только. Мы в курсе, у Саши – очень серьезная поддержка на самом верху, теплые дружеские отношения со многими высокопоставленными чиновниками Кремля и Белого дома, но вследствие последних событий – я имею в виду получение им многочисленных зарубежных, и не только, кредитов – ситуация, по нашим данным, кардинально изменилась.
– Все в этом мире меняется, и часто – не в лучшую сторону, – многозначительно заметил Иван Григорьевич. – Но извините, Клаус, мы-то здесь при чем?
– Как это при чем? Александр Александрович – генеральный спонсор фестиваля. И если его трудности приобретут перманентный характер – это автоматически повлияет на весь ход дальнейших событий.
– Что вы конкретно предлагаете?
– Папа сейчас активно ищет других меценатов. Скажите, у вас есть какие-либо жесткие обязательства перед Бизневским?
Райлян покраснел и быстро ответил:
– У меня лично – никаких.
– А у Сергея Сергеевича?
– Я думаю, вам лучше по этому поводу поинтересоваться у него лично.
Клаус понимающе кивнул и продолжил:
– Хорошо. Я не премину воспользоваться вашим дельным советом. Однако я приехал не за этим. Мне необходимы некоторые консультации личного характера. Совет, что ли… Видите ли, мне кажется, я слегка заболел.
– Странно. А выглядите вы вполне нормально.
– Ваня… Можно я буду вас так называть? Спасибо. Мне кажется, у меня триппер.
Иван Григорьевич стал пунцовым. Конечно, он знал, что обозначает это неприятное слово, но знал крайне приблизительно и поэтому ничего путного посоветовать не мог, а показывать собственную некомпетентность в любых вопросах, как истинный суперагент, Райлян не привык. Поэтому, сделав задумчивое лицо, он попробовал перевести тему разговора в иное русло: