– Уже давно, – она встречается с брюнетом взглядом и усмешка трансформируется в улыбку, как часто бывает у редко смеющихся людей. – Ну так что? Есть какие-нибудь развлечения?
– Покер, вино, секс, – чеканит Черный фразу из какого-то близкого памяти фильма и пожимает плечами, – выбирай, что хочешь.
– Ты хотел сказать: «выбирай последовательность»? – продолжает юмористическую часть вечера Белая, когда они поднимаются по ступенькам к входной двери.
– Это программа максимум, – Черный и он ныряют под пиканье красных цифр в подъездный мрак.
У брюнета квартира похожа на какой-то чердак под крышей, которому по всем параметрам полагается быть глобальным беспорядком, полным бардаком, темным, украшенным по углам паутиной и декорированный комками целлофановых пакетов на столе.
Белой, похоже, такая обстановка очень нравится, потому что она по-свойски сбрасывает куртку в прихожей и ступает по усыпанному крошками полу как бесстрашный индеец по углям. Черный как ведомый следует за её фигурой в собственную спальню, где девушка подобрала под себя комок одеяла и присела на кровать. Звуки удаляющейся полицейской машины почти неслышны, что не скажешь о скрипе подушек, дыхании Белой, шагов Черного по половицам.
Он щелкает пальцами, вспоминая второе из своего предлагаемого списка, и ретируется на кухню в надежде, что там хотя бы имеется лёд.
– У твоей квартиры депрессия, – комментирует Белая, когда брюнет возвращается, и окидывает темную комнату взглядом, словно могла ее разглядеть, – это любой почувствует.
– Она продолжение своего хозяина, – хмыкает Черный, с коротким шумом открывая металлическую банку в руках.
Белая откидывает голову назад опять с какой-то ухмылкой, одной из многочисленных с разными смыслами. Если у Черного множество многообразных взглядов, то у Белой – усмешек. Можно даже комбинации друг у друга подбирать.
– Я думала, ты будешь оправдываться, – тихо произносит она, пока Черный шумно глотает энергетик. – Ты определенно из моей стихии.
– Из одного теста.
– Одного поля ягоды.
– Птицы одного полета.
– Нет, я уже ползаю по земле, – Белая поднимает голову, и вот парадокс – Луна парой крошечных дисков отражалась в её глазах.
Черный подгинает ноги про себя, думая, что делает с ним этот день; у его памяти полетит система, попытайся он вспомнить, когда в последний раз пускал незнакомку домой и разговаривал с ней, как с давним другом. Девушка напротив, кажется, ловит его мысли и довольно смеется, закивав.
– Ага, знаю, это странно, – она переходит в позу лотоса и расслабляет плечи. – Но думать, правильно или нет, я уже не хочу. Устала.
– Расскажи мне что-нибудь хоть в приблизительно нормальном виде. Если еще не слишком поздно.
Белая шарит рукой в кармане и довольно улыбается, вытянув руку.
– У нас еще полпачки сигарет.
Настенные часы, спрятанные где-то под потолком, должны были сейчас показывать восьмой час, а батареи под подоконниками греть как сумасшедшие, но отоплением квартиру Чанеля не радовали уже две недели, и этим двоим сейчас служили камином их встречные взгляды и полу-шепот.
Каким-то образом Белая перебирается ближе к Черному, и в какой-то момент их смещенные плечи образуют уже неразрывный мост. Окно открыто на форточку, а два сердца – нараспашку.
Белая выдыхает сигаретный дым и провожает его задумчивым взглядом.
– У меня есть справка о психологической болезни, – признается она в насмешливом тоне, будто говорила о нелепом заболевании желтухой в таком-то возрасте.
– И каков диагноз? – спрашивает Черный, в какой-то степени даже успокоенный, что, возможно, Белая не особенная, а попросту сумасшедшая.
– Синдром навязчивости, – отвечает та и поднимает вверх свои красные пальцы, загиная, – можно вылечить, если а) – буду хорошо питаться и б) – заведу близкого человека.
Складки светло-голубых штор на окнах причудливо играют в морские волны.
– Ну, с первым ты уже провалилась, – шутит Черный, слабо представляя жующую брокколи Белую, да и вообще жующую Белую. Кажется, та была способна только дышать через рот некислородом и пить.
– Может, у меня еще есть шанс, – усмехается та в ответ, переведя с растворяющегося дыма взгляд на Черного. Черный тоже решил, что обязан в чем-то покаяться.
– А я предпочел честность семейным отношениям и оказался на улице, – иного ничего в голову не пришло, да и что может быть важнее и весомее момента, разделившего жизнь на «до» и «после», как случается с каждым?
Белая поворачивается к нему и, видно, сначала ничего не понимает.
– Признался, что станешь строителем?
– Признался, что порвал с невестой.
Она хмыкнула, прокручивая в пальцах сигарету с видом человека что-то оценивающего и думающего, будет ли правильно признаться собеседнику в похожей проблеме или лучше промолчать и оставить печаль неразделенной. В итоге она только сухо бормочет:
– Зато попал в мир независимости.