Февральский дождь

Говоря газетным языком, государство дало мне возможность одуматься, может, даже раскаяться. Вообще-то, если даже кто-то одумывается, то без раскаяния. Просто жалко терять здоровье на тюремной пайке, жалко оставленных в неволе лет жизни. И совсем редко одумываются, испытывая чувство вины. Бывалый преступник произносит слово «раскаяние» со смешком – «раскаивание». Зачем оно ему, раскаяние, если есть универсальное самооправдание, взятое из Библии? Мол, Иисус любил злых, а не добрых. Мол, первым в рай Господь впустил разбойника. Мол, на Небесах больше рады одному грешнику, чем девяноста девяти праведникам. Этого достаточно бывалому и не очень умному преступнику. А таковых – увы – абсолютное большинство.

Потом я прочту у Бердяева, что чувство вины – это чувство господина над самим собой. А господин – тот, кто по-настоящему умён. А кто умён, тот живет по моральным правилам. Умному нужно настоящее, а не воображаемое самоуважение. Это толкование кажется мне слишком книжным. Я нахожу свое, очень простое. Человек должен научиться презирать себя за что-то. Презирать легче, чем испытывать вину. Когда презираешь себя за что-то, в этом и заключается сознание вины, только в непафосном виде. Я презираю себя за то, что я – единственный из Тереховых – попал за решетку. Я презираю себя за что, что у меня не хватило ума и способностей проявить себя в чем-то другом. Наконец, я буду презирать себя, если выйду отсюда и не смогу встроиться в нормальную жизнь.

Глава 70

Что ж. Будем искупать, осознавать, исправляться. Само собой – через честный, добросовестный труд, как значится на лозунге у ворот. Меня отправляют на земляные работы. Копать в январе мерзлую землю – рабский труд. Я могу избавить себя. У меня есть веская причина. Но я об этом молчу. Не хочу делать себе поблажки.

Рано утром нас сажают в грузовики с наращенными бортами (чтобы никто не мог выпрыгнуть на ходу) и везут на объект. Объект – часть степи до горизонта, огороженная колючей проволокой. Здесь будет самый большой в стране тракторный завод.

Бугор выдает каждому бригаднику лопаты, одну штыковую, другую совковую, и отмеряет шагами делянку. Кто сколько должен выкопать на двухметровую глубину. Не меньше десяти метров на рыло. Получаем дрова, разводим костры. Земля промерзла на полметра. Чтобы оттаяла, нужно не меньше двух часов. Грейся и жди.

Уже закипает на костре кружка с талым снегом. Пачку индийского чая туда, и вот уже запаренный чифир идет по рукам. Делаю глоток – никакого удовольствия. «Втянешься», – говорят мне люди. А я точно знаю, что не втянусь. Если людям это нравится, значит, это точно не по мне.

Костер греет только с одной стороны. Спину продувает степной ветер. Метель. Уже зуб на зуб не попадает. Как же согреться? Жгу больше дров на одном конце своей делянки. Земля там прогревается быстрее. Выкапываю по колено, потом по пояс – уже не так холодно. И вот земля мне уже по горло – совсем тепло. Стоя в траншее, вынимаю землю снизу, не дожидаясь, когда она оттает сверху. Рационализатор, блин.

Бугор, который тоже пьет чифир, первым замечает, что я куда-то пропал. Появляется, смотрит на меня и исчезает. Над мной возникают морды зэков.

– Эй, пацан, тебе больше всех надо? А ну, кончай в езду эту самодеятельность, вылазь нах!

А мне неохота вылезать. Там, у них, наверху холодно, а у меня внизу – тепло.

– Пацан, ты слышишь, что тебе люди говорят?

Как не услышать, если сверху тебя уже штыковыми лопатами тычут, землю обратно ссыпают. Вылезаю с трудом. Выслушиваю проработку.

– У тебя ж, вроде, звонок. Ну и нахрена тебе задницу рвать? Так теплей? Глотни чифирка, и будет тебе теплей.

Это не то, говорю про себя. Вслух нельзя возражать. И без того терпение людей на краю. Холодрыга!

– Хорош волынить! Разошлись по своим делянкам! – кричит бугор. И – мне. – Завтра тобой нормировщица займется.

Бугор хочет отличиться за счет моей рацухи*. (*рацуха – рационализаторское предложение, жарг.)

В бараке мне подсказывают: если нормировщица установит, что можно копать быстрее, нормы могут срезать, и тогда… Тогда у меня могут быть проблемы с людьми. Очень серьезные проблемы для здоровья.

Как выйти из положения? Выбираю испытанный способ. Выхожу из барака, глотаю большую горсть снега. Для верности глотаю еще одну горсть. Ночью чувствую знакомое першение в горле и легкий озноб. Это примерно 36, 9. Утром говорю бугру, что простыл, иду в санчасть. Медсестра сует под мышку градусник. Точно! 36,9. Но слышу:

– Освобождения дать не могу. 37-ми нет.

Гарантирую, что к вечеру будет 40, даже раньше.

– Вот как будет, так и получишь освобождение.

Криминальная жизнь вредна для здоровья. В опасных ситуациях изнашивается сердечная мышца, развивается эрозия желудка и кишечника. Частое переживание страха вызывает болезнь почек – об этом еще Авиценна писал. Практически все рецидивисты – невротики, что проявляется в истериках по поводу и без.