Февральский дождь

Но однажды моя мечта сбывается – я ставлю отцу мат. Он пытается взять обратно свой последний неудачный ход, но я стою на своем: это не по правилам. Отец обижается, считая мою победу случайной, и долго наказывает меня – не предлагает сыграть еще. Но однажды будто делает одолжение: «Ладно, расставляй фигуры». Снова проигрывает. На этот раз понимает, что это не случайность, и уже не обижается. Но по-прежнему велит расставлять фигуры, что по шахматным традициям делает только слабак.

Проводница приносит доску. Играет мент неплохо, но очень уж медленно, совсем как отец. Я смотрю в окно, теряю внимание, зеваю фигуры. Мент радуется нечаянному выигрышу, опять-таки, как отец. Опьянев, начинает сыпать матюгами и придираться.

– А ты всегда разговариваешь без мата?

– Вас стесняюсь, – отвечаю.

– Хорошо, что не пытаешься меня обмануть. Это еще никому не удавалось, – едва ворочая языком, говорит полковник и впадает в пьяные думки.

И вот позади трое суток пути. Радио играет гимн Советского Союза. Поезд торжественно входит в Москву. Полковник чисто выбрит, от него разит одеколоном. Высматривает кого-то в окно. Со мной прощается рассеянно. Мелькает шаловливая мысль: сунуть бы этому проницательному ментозавру в карман плаща розыскной листок. А раньше мелькала другая, совсем хулиганская мысль: а не стибрить ли у него пистолет? Кажется, я начал преодолевать свои соблазны.

На Казанском вокзале ко мне пристает цыганка. Предлагает погадать без денег. Я даю ей ладонь. Ее слова заставляют меня вытаращиться.

– Ты неудачно родился, мой золотой. Но тебе повезет. Только запомни: удачу надо заслужить.

Глава 64

У тетки Раисы я живу всего два дня. Ее сынок, старше меня на 8 лет, сразу просекает, чего я вдруг пожаловал. Предлагает «одно дело». Обещает не обидеть. Я знаю, что он судимый. Нетрудно понять, что это за «дело». Ну, уж нет.

Появляется участковый. Братец, оказывается, под наблюдением. Я успеваю спрятаться. Жить у тетки опасно. А главное – я понимаю, что я здесь не нужен. Точнее, я здесь на хрен не нужен.

На что жить? Деньги на исходе. Где жить? Обхожу дома, заглядываю в почтовые ящики, нахожу забитый газетами, журналами. Значит, интеллигенты. И значит, долго не заглядывали. Ключа под ковриком нет, но дверь неплотная.

Прихожу, когда темнеет: в окнах квартиры света нет. Значит, можно рискнуть. Но мешает привычка, с которой нечего делать в преступном ремесле. Я мысленно ставлю себя на место другого человека. Понравилось бы мне, если бы кто-то в мое отсутствие вломился в мою квартиру? Но сейчас у меня просто нет другого выхода. На вокзале менты потребуют документы и билет. А где еще можно переночевать зимой? Негде!

Замок я не курочу, просто отжимаю неплотную дверь. Потом легкий рывок на себя. Но теперь дверь без ключа уже изнутри не закрыть. Вхожу, навешиваю цепочку. И вот я в тепле. Правда, холодильник пуст. Но отчасти это даже хорошо. Значит, хозяева уехали надолго.

Они появляются вечером другого дня. Тревожно звякает цепочка, раздается звонок. Слышатся встревоженные голоса. Открываю балконную дверь, перелезаю через перила, повисаю, прыгаю в сугроб. Все! Больше я незваным гостем не буду никогда. Противно. Очень противно. Просто мерзко. Ненавижу себя. Но куда теперь податься? Холодно. Есть хочется. Спать.

Эту ночь я провожу в гостях у дворника. Парень лет двадцати. Помогаю ему очистить двор от снега. А он не только дворник, но еще и кочегар. В кочегарке тепло и спокойно. Даже музыка есть, старая радиола. Говорю, сбежал из дома. Дворник-кочегар, по глазам вижу, не поверил

– Живи пока, – говорит.

Он иногородний студент. Ему не хватает стипендии. И он не любит шумную общагу. Подсказывает, как заработать денег. Сокурсники собираются разгружать вагоны. Я могу присоединиться.

Станция Москва-товарная – кормилица московских студентов. Сегодня здесь разгружают контейнеры из страны социалистического лагеря. Большие коробки с обувью, одеждой, косметикой. Стоим длинной цепочкой от вагона до машины. Передаем друг другу. Начинаем работу рано вечером, заканчиваем в полночь. Если честно, я уже с ног валюсь. Расчет налом – тут же. Получаю столько, сколько никогда в руках не держал. Студенты зовут к себе в общагу. Там девчонки ужин сварганили. Выпивка ждет. У меня глаза загораются. «Давай, появляйся», – говорит мне, прощаясь, дворник – кочегар. Ему надо еще снег чистить. «Оставь мне снега», – говорю ему.

В общаге пир горой. Почти по-семейному. На одном конце стола шутки-прибаутки, на другом – умные разговоры. В одной комнате танцуют под радиолу, в другой поют под гитару. Пьяных не видно. Ну, а девчонки… тут вообще нет слов. Специально их отбирают, что ли. Я даже не предполагал, что есть такие ребята, такая жизнь. В голове стучит: я мог бы быть среди них. Как же тяжело мне потом придется – годами вспоминать эту ночь.