Фиалок в Ницце больше нет

Эта небывалая, на первый взгляд противоречивая, но на второй и третий единственно верная арт-микстура из бетона, камня, щебня, стекла, средиземноморской флоры и буйства современного поп-арта помещалась на зеленом холме, с которого открывался завораживающий вид на крыши Ниццы.

Микстура, которая являлась своего рода взбадривающим средством для молодых (ну или не очень) художников, скульпторов, инсталляторов и ивент-перфоманс-мейкеров, которые обучались и обучали, творили группами и в полном одиночестве, обменивались идеями и опытом или намеренно ни с кем не общались и, живя каждый в своем творческом мире, черпали вдохновение, образы, образцы для подражания и негативный опыт у себе подобных, собравшихся на вилле из трех, если не из всех четырех десятков стран.

На самой вилле, превращенной в семинар-центр, где везде проходили мини-выставки, зачастую мегаобъектов, не жили: стипендиаты и гости виллы Арсон обитали в Ницце и ее предместьях.

Илью и Сашу разместили в небольшой квартирке в узкой улочке неподалеку от виллы: оттуда рукой было подать до центра современного искусства.

Илья сразу же почувствовал себя как рыба в воде, воспрял духом и, на глазах совершенствуя английский и с ходу уча французский, с головой погрузился в семинары, лекции, диспуты, вернисажи, экскурсии, выставки…

И хотя при таких мероприятиях алкоголь, хотя бы и легкий (ну кто же устоит против бокала нежного розового вина в теньке?), был даже не нормой, а просто неизбежным спутником, он и думать забыл о спиртном – потому что теперь у него были свобода, возможность творить, среда себе подобных.

Он уже через пару недель заполнил их квартирку законченными и незаконченными новыми полотнами и, как поняла с первого же дня Саша, был счастлив – вероятно, как никогда в своей жизни.

А вот она сама – была ли она счастлива?

Саша также имела полный доступ на виллу и ко всему на ней происходящему, и сначала ей было жутко интересно: еще бы, ведь все то волнительное, яркое и уникальное, что происходило тут, так резко отличалось от теоретической и занудной учебы в Питере.

А потом она поняла, что учеба в Питере не была такой уж занудной, а всяких заумных теорий и концепций хватало и на вилле Арсон.

Все дело в том, что, в отличие от Ильи и всех этих говоривших на разных языках, таких непохожих и нестандартных стипендиатов, гостей и прибывавших на виллу «звезд» культурной сцены, она была тут чужая.

И вовсе не потому, что не выставляла свои работы, которых у нее попросту не было, не презентовала свою арт-концепцию, которую не успела развить, и не делилась гениальными (или не очень) мыслями относительно того или иного современного или давно умершего деятеля культуры.

Просто у нее не было таланта. Ну, ни капельки не было – просто вообще.

Да, она разбиралась, причем, как считала, неплохо, в истории живописи и генезисе костюма – в отличие от очень многих, с кем она сталкивалась на вилле Арсон. Она обожала подлинных предшественников Рафаэля и ненавидела вычурных поздневикторианских прерафаэлитов, имела некоторое представление, чем Моне отличался от Мане, могла поддержать серьезную беседу о Марке Шагале или о Джеффе Кунсе (ну и, само собой, о Пикассо и Петрове-Водкине) – на вилле были и те, для кого эти имена были пустым звуком. Она быстро находила общий язык буквально со всеми, и некоторые из новых друзей обращались к ней за советом или именно ей первой показывали свое новое арт-детище.

Но даже от самого невежественного, малообразованного и плохо воспитанного стипендиата или гостя виллы Арсон ее отличало одно: они могли творить, а она, как ни пыжилась, как ни ломала голову, как ни пыталась что-то выдавить из себя – нет.

А вот Илья творил, да еще как: вдохновение как накрыло его, будто волной, так и не отпускало. Саша в волнении рассматривала работы мужа, в которых тот переплетал темы и стили известных мастеров, насыщая их новыми деталями и неожиданными реалиями современного дня.

Вот это и был талант, вот это и был гений.

А она… Ну да, ценить гениальность она была в состоянии, а вот сама являлась заурядным потребителем искусства: впрочем, как и миллиарды прочих людей на планете Земля.

Она утешала себя тем, что не всем можно и даже нужно родиться творцами, кто-то должен восхищаться (или критиковать) этих самых творцов.

Вот она была из их числа.

Как-то (накатывало терпкое средиземноморское лето) она, вернувшись в их квартирку, вдруг увидела, что Илья пакует свои картины.

– Неужели их купили? – возликовала Саша.

Ну да, плох тот солдат, который не желает стать генералом, – и тот художник, который не хочет продать свои работы.

Илья отрицательно качнул головой, и Саша в недоумении спросила:

– У тебя будет выставка?

Илья, в руке которого вдруг мелькнул нож, всадил его в центр одной из своих картин и с резким звуком разрезал полотно сверху вниз, а потом еще резче снизу вверх.

И только после этого Саша увидела, что все картины уже бесповоротно погублены их создателем.