Фиалок в Ницце больше нет

«Дорогие мои! Я свой путь заканчиваю, а жизнь вашего очаровательного мальчика только начинается. Берегите его, а обо мне не плачьте. Не вздумайте возражать нам или возвращать Пикассо наследникам моего герцога, когда тот сам в обозримом будущем прикажет долго жить, – это не ваш Пикассо, а вашего сына. Вот в двадцать лет и решит, что с ним делать, а пока вы – его хранители, не более. Будьте счастливы и готовы к безумствам. Жизнь слишком коротка, чтобы не попытаться совершить их. На мои похороны я вас не жду. Если будет возможность, дам знак (шутка). И учтите: я вас тут в ближайшие десятилетия не жду (очень серьезно). Целую. Ваша герцогиня».

Саша плакала, перечитывая это письмо, и они с Ильей решили, что приедут к гости к герцогской чете не в конце декабря, а в начале ноября.

Чтобы успеть.

Но не успели, потому что через два дня после их возвращения им позвонил Жорж, который был не в себе, и дрожащим голосом сообщил, что мадам герцогиня умерла.

Она, не дожидаясь, пока рак убьет ее, уничтожила и его, и себя при помощи летальной дозы снотворного.

Следуя распоряжению Анны Ильиничны, на похороны они не поехали. На Рождество в шато не наведались: быть гостями глухого и не интересующегося ребенком герцога, потомка наполеоновского маршала, у них желания не было.

А в феврале нового года скончался и сам герцог – от естественных причин, во время послеобеденного сна.

– Мама, мама, а когда мы поедем к бамуле? – спрашивал Иван Ильич, и Саша честно ответила:

– Теперь уже никогда.

Картину Пикассо они от греха подальше поместили в банковскую ячейку.

Очередную операцию сынок перенес хорошо, и доктора были уверены: он сможет жить так же, как и любой ребенок.

Здоровый ребенок.

Саша с Ильей обсуждали то, имеют ли они право тратить деньги и на свои нужды.

Деньги от продажи «Кандинского».

– У нас почти миллион, а мы живем в этой небольшой квартирке, хотя могли бы купить себе особняк.

– Ну, это вряд ли. Цены на недвижимость в Ницце, и раньше умопомрачительные, в том числе благодаря нашим с тобой соотечественникам-толстосумам, взлетели до небес.

– И все равно нашему с тобой сыну требуются простор и уют!

Их сыну требовалась бамуля, но та ушла навсегда.

– Мне из банка звонили, предлагали различные возможности инвестиций. Еще бы, не каждый клиент хранит на своем текущем счету миллион.

– Теперь уже поменьше.

– Понимаю, ты не хочешь пользоваться плодами нашего с тобой, так сказать, преступления, но глупо иметь деньги и не использовать их во благо сына.

– Ну и в наше тоже?

– А что, мы будем жить отдельно от него? И в наше тоже.

Саша наконец сдалась – она понимала, что Илья прав. А муж уже присмотрел небольшой, но такой уютный особнячок с отличным видом на море – и недалеко от виллы Арсон.

Осматривая их будущий дом, Саша на последнем этаже наткнулась на огромное, во всю крышу, помещение, которое явно служило кому-то мастерской художника.

– Ты будешь творить? – спросила она Илью, и тот ответил:

– Ну, миллион рано или поздно закончится, надо же нам на что-то жить…

Серьезный разговор у них произошел чуть позже, и Саша пожелала знать, что он имеет в виду.

– Я думала, что мы с этим завязали.

– Ну, мы же не алкоголики, чтобы с чем-то завязывать.

– Понимаю, ты намеренно выбрал такой дом с мастерской, чтобы… чтобы создавать там новые чужие шедевры?

То есть попросту подделывать картины.

– А что, разве дом тебе не нравится?

Нет, дом был великолепный – но…

Но что, собственно, «но»?

– Как это говорят? Ноготок увяз – всей птичке конец? Не в жестянке ли с краской птичка увязла?

– Ну, не будь столь пессимистична! Ты же сама видела, как это легко!

Муж был прав. Не просто легко, а феерически легко.

И они уже подделали две картины. Даже три, если считать первого Петрова-Водкина, но тот изначально шел как подделка, поэтому не считался.

Они?

Ну да, Илья рисовал, а она помогала ему и обеспечивала сбыт.

Так и есть: ОПГ, организованная преступная группировка. Или портретная? Нет, провенансная!

То есть они ничем не лучше ПВК?

Вероятно, даже хуже. Потому что успешнее – намного.

– Задумалась? Саша, пойми, я как художник – не ноль. Если бы я был нулем, это было бы еще ничего. Но я середнячок, даже до такого, наверное, не дотягиваю. А вот как копиист, вернее как креативный копиист, создающий шедевры гениев живописи, которые они могли бы написать, но не удосужились, не имею себе равных. Ты ведь согласна?