Фидеизм и наука

Особую опасность, например, для библейской концепции представляла гелиоцентрическая система, развиваемая Коперником, Бруно, Галилеем. Князья церкви прекрасно понимали опасность гелиоцентризма для религиозной догматики. Так, инквизитор кардинал Белл армии, один из обвинителей Галилея, в связи с этим писал: «Желая утверждать, что Солнце в действительности является центром мира и вращается только вокруг себя, не передвигаясь с востока на запад, что Земля стоит на третьем небе и с огромной быстротой вращается вокруг Солнца, утверждать это... значило бы нанести вред святой вере, представляя положения святого Писания ложными... Если бы даже и существовало истинное доказательство того, что Солнце находится в центре мира, а Земля на третьем небе и что Солнце не вращается вокруг Земли, но Земля вращается вокруг Солнца, то и тогда необходимо было бы с большой осторожностью подходить к толкованию тех мест Писания, которые представляются ему противоречащими, и лучше будет сказать, что мы не понимаем Писания, чем сказать, что то, что говорится в нем, ложно»[45].

Расправившись с гелиоцентрической системой «теоретически», церковники не остановились и перед физической расправой над ее авторами и пропагандистами. В 1592 г. бенедиктинский монах Джордано Бруно, разрабатывавший идеи гелиоцентризма, был заключен в свинцовую тюрьму в целях пресечения пропаганды учения о движении Земли. Через восемь лет, в 1600 г. Дж. Бруно был отлучен от церкви и приговорен к смерти «по возможности милосердно и без пролития крови», то есть к сожжению на костре. В 1615 г. папа Павел V в священном совете официально объявил учение о движении Земли ересью, а в 1632 г. инквизиция приняла постановление о предании суду известного ученого, физика, математика и астронома Галилео Галилея. В феврале 1633 г. Галилей, с опасностью для жизни, старый и немощный, предпринял путешествие в Рим на судебное разбирательство. 23 июля 1633 г. в церкви Санта Мария-Сопра-Минерва инквизиторы вырвали у него отречение. После смерти Галилея, проведшего остаток жизни в заключении, инквизиция потребовала для сожжения все письма и рукописи ученого.

Можно ли забыть эти и многие другие факты инквизиторской деятельности церкви по отношению к ученым прошлого, хотя современные католические теологи и буржуазные исследователи истории науки и пытаются представить в другом свете события из истории взаимоотношений церкви и науки? Вот что пишет иеромонах Фернард Лелотт в книге «Решение проблемы жизни» по поводу отношения церкви к науке и ученым: «Может ли возникнуть конфликт между подлинной наукой и подлинной верой? Нет!.. Вот почему церковь никогда не боялась науки; напротив, она желает науке развиваться все больше и больше, — раз наука в конечном счете позволяет нам лучше познать бога в его делах». Буквально в тех же выражениях описывают историю взаимоотношений науки и религии, роль христианской церкви в развитии науки и многие буржуазные исследователи, доказывающие единство веры и знания в прошлом и настоящем. Во многих работах таких американских и западноевропейских историков науки, как Сартон, Мертон, Тэйлор и другие, искусственно подбираются факты, свидетельствующие якобы об отсутствии противоречий между наукой и христианским вероучением, между учеными и христианской церковью.

Когда же теологи и ученые-фидеисты вынуждены отвечать на вопрос, как же следует объяснять поведение церкви в деле Дж, Бруно, Галилео Галилея и других мучеников науки — жертв инквизиции, они прибегают к самым различным ухищрениям, выгораживая своих предшественников и обеляя прошлое религии и церкви. Они утверждают, что случаи конфликтов между наукой и религией не свидетельствуют о противоречии между верой и знанием, а говорят лишь о взаимном непонимании «излишне усердных» теологов и «слишком увлекавшихся» деятелей науки. Истинная же церковь, утверждают современные богословы и ученые-фидеисты, не повинна в ошибках и заблуждениях отдельных ее «ретивых» служителей.

Многие богословы и ученые-фидеисты в своих сочинениях, посвященных истории взаимоотношений церкви и науки, даже пытаются вызвать у читателей явное сочувствие к якобы «не вполне справедливо» обвиняемым иерархам. Ведь вина этих «людей церкви» была так понятна и простительна: она состояла лишь в последовательном исполнении их морального долга — защите христианского вероучения, являвшегося тогда выразителем общественных идеалов. Гораздо больше, доказывают авторы этих сочинений, в конфликте церкви и науки виноваты были сами ученые, которые якобы вместо того, чтобы заниматься своими проблемами, посягали на решение вопросов, являвшихся тогда (да и сегодня) прерогативой теологии, были при этом излишне самоуверенны и вдобавок ко всему склонны к монистическим, т. е. материалистическим взглядам.