Фигуры света

Пациентка лежит на спине, под голову подсунута подушка, шея неудобно выгнута. Волосы, которые мокрыми показались Алли темными, одного цвета с ее волосами, теперь высохли и стали медовыми. Она худенькая, ключицы торчат из широкого ворота больничного халата будто рукоятки, но запястья округлые, руки белые, явно не знавшие тяжелого труда. Она кажется совсем юной, но она из тех женщин, что будут вечно казаться юными. Пациентка глядит в квадратик белого неба над койкой напротив. Алли берет стул – поднимает его тихонько, чтобы не разбудить еще каких-нибудь охотников до сочных подробностей, – и садится у кровати. Любовь прежде разума, целых людей не бывает. Она с трудом сдерживается, чтобы не взять пациентку за руку.

– Вы в Лондонской женской больнице, – говорит она, будто заводя разговор о погоде. – Вчера вас вытащили из канала в Хэнборо и принесли сюда. Вы не дышали. Доктор вернула вас к жизни. У вас болят ребра и грудь, потому что вы выкашливали воду из легких. Скорее всего, у вас саднит в горле, это потому что вас несколько раз стошнило. Вы можете чувствовать дурноту или головную боль.

Она умолкает. Пациентка даже не шевельнулась, во взгляде ничего не изменилось.

Алли начинает снова.

– Мы не знаем вашего имени, – говорит она. – Может быть, вы скажете, как вас зовут? Я мисс Моберли, я учусь на врача и скоро получу диплом.

Молчание.

– Вам придется побыть здесь еще какое-то время. Иногда после пребывания в воде можно подхватить лихорадку, нам нужно убедиться, что вы вполне здоровы. Не хотите ли передать о себе какие-то вести? Родным или друзьям? Если у вас никого нет в Лондоне, мы можем отправить письмо, куда скажете.

Женщина даже не моргает. Конечно, утопление могло сказаться на ее мозге, а может, она была слабоумной еще до того, как прыгнула в воду. Правда ли, хочется спросить Алли, что тонуть – не больно? Действительно ли ты всплывала три раза, прежде чем пойти ко дну, – даже с камнями в карманах? Камни теперь в полицейском участке, как она вообще сумела отыскать камни в Центральном Лондоне? Кирпичи найти можно. Внезапно Алли вполне может себе представить, как крадется по новехоньким улицам, где за ночь вырастают темно-красные дома, в поисках кирпичей, которые утащили бы ее на дно. Взошло солнце, загрохотали улицы, загрохотал Лондон. Скоро она пойдет домой, позавтракает, позволит себе поспать пару часов до прихода Тома. Она хочет отвести его в этот новый музей в Кенсингтоне, который только что приобрел папин витраж, а потом они, может быть, успеют до начала лекции Тома прогуляться по парку. Надо бы сходить хотя бы на одну его лекцию, пока у нее есть такая возможность. Ей полезно будет снова подумать о математике.

В конце концов она похлопывает женщину по безвольно лежащей поверх одеяла руке:

– Ну хорошо. Постарайтесь отдохнуть. Я еще загляну к вам перед уходом.

* * *

Она сомневается, стоит ли снова заходить к пациентке. За ночь Алли ложилась спать раз семь или восемь, но всякий раз ее вызывали, стоило ей погрузиться в сонный покой. Доктор Страттон задержалась и пришла сменить Алли гораздо позже того часа, когда Алли, умывшись и причесавшись, уже рассчитывала лежать в собственной чистой постели. И все равно как знать, какие предательства, какие невыполненные обещания побудили эту женщину набрать полные карманы камней. Она свое слово сдержит.

В палате все уже проснулись, женщины переговариваются, идущая на поправку больная с пневмонией вяжет. Сестры ходят между коек с кувшинами горячей воды и тазами, переставляют ширмы. Алли идет по палате, и на мгновение все умолкают.

– Так и молчит, – услужливо подсказывает пациентка с соседней койки. – Завтракать тоже не завтракала. Даже чаю не попила. Небось думает себя голодом уморить, раз утопиться не вышло.

Алли снова усаживается рядом, склоняется над пациенткой так, чтобы другим ее не было слышно.

– Жаль, что вы не расположены говорить. Мы могли бы помочь вам. Прошу вас, поешьте, выпейте что-нибудь.

Она выпрямляется. Рот сводит зевотой.

– Прошу прощения. Я очень устала. Я пойду домой, отдохну, но потом вернусь и снова загляну к вам.

– Я вам вот что скажу, – заявляет соседка. – Если б моя дочка так себя вела, муж бы живо ей задал трепку. Экая неучтивость, доктор-то специально пришла с ней поговорить.

– Я не доктор, – говорит Алли.

Она не добавляет, что побоями никого не излечишь, что если человек не умеет или не хочет сдерживать своего желания причинять боль другим, то эта болезнь будет посерьезнее молчания. Что расстройство ума так же неприятно, так же мучительно, как и пневмония или камни в желчном пузыре, что бывают такие случаи, такие происшествия, такие семейные обстоятельства, из-за которых человек, даже будучи в здравом уме, захочет набить карманы камнями.

* * *