Фигуры света

Ступеньки уходят из-под ног, и пол ее спальни отчего-то не такой ровный, как прежде. На то, чтобы раздеться, уйдет слишком много сил. И, невзирая на корсет, невзирая на узловатые швы на чулках и врезающиеся в кожу пуговицы на поясе для чулок, она забывается глубоким сном и просыпается, только когда Фанни раздергивает занавески и новый солнечный день вонзается ей в глаза.

Тетя Мэри велела подать ей завтрак в постель, и на подносе еще лежит тяжелый сверток странной формы с манчестерским штемпелем.

– Она сказала принести вам все на подносе, мисс Алли. Сказала, чтоб вы с места не сходили, пока все не скушаете. И еще вам пришла посылка. И поздравляю вас, мисс Алли.

Она садится. Голова болит – ну еще бы, и запах бекона не вызывает у нее никакого аппетита. Она ощупывает посылку, там что-то твердое, обернутое в мягкую ткань. Значит, папа все-таки не забыл о ней.

Фанни смахивает что-то с юбки Алли, обмотавшейся вокруг ее ног.

– Помочь вам переодеться? Во что-нибудь поудобнее?

– Я сейчас разденусь, спасибо, Фанни. Мне вчера было немного нехорошо.

Фанни улыбается:

– Конечно, мисс Алли. Вот ваш кофе.

Она всегда пьет чай, но Фанни права, кофе ей поможет. Что она наговорила Тому? Она помнит, как обнимала его. Когда он пытался уйти. Фанни поставила поднос ей на колени, так что зарыться с головой под одеяло уже не выйдет. Над ней все смеялись?

– Спасибо, Фанни.

Поднос с завтраком – отличное средство от истерики, как тут метаться от стыда, когда у тебя поднос на коленях. Слава богу, что он уезжает. Им не придется снова встречаться. И общих знакомых у них нет. Он сказал, что зайдет, до или после того, как она перед ним опозорилась? Конечно, она извинится, но он-то ничего не забудет. Разумеется, такой мужчина, как он, не станет смеяться над чувствами женщины, но даже если он не смеется над ней, не изумляется ее откровенности, то он ведь мог и растеряться из-за того, что она неправильно истолковала его намерения. Да как ей в голову пришло, что хоть кто-то захочет жениться на получившей профессию женщине? Она свой выбор давным-давно сделала. Пей кофе, думает она и, делая глоток, вспоминает, что Элизабет Гарретт Андерсон замужем, что доктор Мэри Шарлиб[39] – не только превосходный хирург, но еще и жена, и мать. Но Элизабет Гарретт Андерсон не упивается шампанским и не лезет обниматься к смущенным джентльменам. И кстати, муж доктора Шарлиб то ли умер, то ли в Индии, она толком не помнит. Что же она наделала? Не стоит его сегодня ждать. Ничего не было и теперь уж точно не будет. Теперь нужно расстараться и найти работу. Не может же она жить тут вечно, не внося никакой лепты. К своему стыду и облегчению, она замечает, что уже минуло девять, она проснулась на три часа позже обычного. Когда она съест все, что полезет ей в горло, умоется и оденется, ей останется всего лишь несколько минут на то, чтобы убедиться, что он не придет, и тогда она сможет внимательно просмотреть все опубликованные в «Британском медицинском журнале» вакансии или, быть может, заглянуть к доктору Страттон, которая говорила, что у доктора Алана Хэйя в Бирмингемской психиатрической лечебнице есть подходящая для нее должность. Она будет первой женщиной-психиатром, первой, кто станет специализироваться на нервных заболеваниях.

Она надевает старую серую юбку и блузку, словно бы и вовсе его не ждет, скручивает волосы в неровный узел, словно бы верит – если готовиться к его приходу, то он, скорее всего, не придет. Она не распечатывает посылку, там, наверное, какая-нибудь пустяковина, какой-нибудь шелк, которому ей, по просьбе папы, придется искать пару в «Либерти». Она учится, она пытается приучить себя не ждать того, что мама и папа заметят ее успехи, объявят ее целой и здоровой – иными словами, своей ровней.

Тетя Мэри разговаривает в столовой с новой кухаркой, составляет списки того, что нужно будет купить, приготовить и съесть в следующие семь дней. Зеленый горошек, говорит тетя Мэри, так что отыщи-ка нам парочку жирненьких уток. Она предпочитает того мясника, что на Парфенон-стрит. И еще надо послать за пятничным десертом, у «Стоуна и сына» такие отменные засахаренные фрукты, что нет никакого толку готовить их самим.

– Главное, чтобы они не подкрашивали их суриком и купоросом, – говорит Алли. – Даже первоклассные бакалейщики этим грешат.

– Дорогая, я Стоуна двадцать лет знаю. Он не позволит себе ничего подобного. Да и Джеймс бы сразу все узнал.

Дядя Джеймс утверждает, что по одному вкусу масла может определить, какие растения ела корова, из молока которой это масло сбили.

– Спасибо, что распорядились насчет моего завтрака, тетя Мэри. И простите… я сожалею о том, как вела себя вчера вечером.

Тетя Мэри взглядывает на новую кухарку, будто бы на кухне уже не обсудили все до мельчайших подробностей.