Фигуры света

Но однажды ночью она видит папу. Теперь она умеет просыпаться к определенному часу. Ветер шуршит в кронах деревьев за окном, сквозняк шевелит занавески. Мэй вздыхает, переворачивается, снова затихает. У Алли холодный нос, и она помнит, каково будет встать на пол босыми ногами. Она вылезает из-под одеяла, быстро укутывается, берет со стола томик Горация, тетрадку и карандаш. Теперь она знает, что по крайней мере часть римлян относились к Риму так же, как папа – к Манчестеру, считая его не средоточием цивилизации, а людным, грязным местом, которое может сослужить художникам лишь одну службу – обратить их умы к тихим зеленым краям, куда они желали бы перенестись. Она представляет себе взгорья на окраине Рима: тугие виноградные лозы на залитых солнцем террасах, охряные и серые тени олив. Белые башни отбрасывают четкие тени на выжженную траву, и вдалеке, на холмах, виднеются белые фигурки людей. Быть может, когда-нибудь она побывает в Италии. Но тут за окном показывается экипаж. Мимо их дома редко кто проезжает в такой час, и она вытягивает шею, чтобы посмотреть, кто же еще делит с ней ее полуночный мир. Пара лошадей, колес – четыре, значит, приехали не на извозчике. Экипаж останавливается возле ворот. Она роняет карандаш. Никто не выходит. Деревья гнутся и вздыхают, но никто по-прежнему не выходит из экипажа, и тут она слышит женский смех и затем папин голос. Она сползает с подоконника, присаживается на корточки и только чуть-чуть высовывает голову, чтобы увидеть, как папа распахивает дверь экипажа, вылезает. Он оборачивается, говорит что-то в окошко, оттуда высовывается затянутая в перчатку рука, их ладони соприкасаются; он стягивает с протянутой руки перчатку, целует костяшки, делает шаг назад и машет вслед уезжающему экипажу. Затем тихонько отворяет калитку, идет к дому – не по гравиевой дорожке, а по подъездной аллейке, – ступает на лужайку, отпирает парадную дверь. Он притворяет за собой дверь и воровато, а не как подобает хозяину дома, поднимается по лестнице.

Глава 6

«Эрида и яблоко»

Альфред Моберли, 1874

Холст, масло, 126 × 87

Подписано, датировано ʼ74

Провенанс: Джеймс Данн (арт-дилер), 1876; Альберт Чемберлен, 1878;

Крауч и Сандерсон (арт-дилеры), 1882; после 1918 – в собственности семьи Джеймс (Бирмингем); выкуплено Бирмингемской художественной галереей в 1971 г.