Филантропы в рваных штанах

В этой песне было много такого, что артисты мюзик-холла называют «штучками», и Пейн, ужасно бледный и возбужденный, дергался, жестикулировал, кланялся, шаркал ногами, размахивал носовым платком, изображая врожденное изящество маркиза. Это представление аудитория встретила удручающим молчанием, что настолько смутило Пейна, что, пропев едва до половины, он вынужден был остановиться, так как даже слова забыл. Чтобы как-то оправдаться, он спел еще одну песню − «Мы все погаснем, как огонь в камине». Но и эта песня не понравилась слушателям, кое-кто смеялся, и Пейну предлагали поскорее погаснуть, как огонь в камине, если он не может спеть ничего путного.

Затем последовала еще одна песня тори:

Пусть отрепья на нем, пусть от грязи он черный

Он трудился за хлеб. Разве это зазорно?

Душа его где надобно, скажу вам с прямотой, −

Ведь остов старой Англии есть труженик простой.

Попели еще немного и решили устроить перерыв и выйти на задний двор трактира сыграть в крикет. Разделились на партии − Раштон, Дидлум, Гриндер и другие джентльмены приняли в этом участие как обыкновенные смертные; кто не играл в крикет, бросали кольца, некоторые расположились на траве в качестве зрителей, пили пиво, играли в карты в гостиной, кое-кто отправился гулять по округе, дегустируя пиво в остальных трех трактирах.

Так они развлекались почти до семи часов, когда надо было трогаться в обратный путь, но тут случилось одно неприятное происшествие.

Во время игры в крикет на поле появилась группа певцов − четыре девушки и пять мужчин, трое из которых были молодыми ребятами, а двое постарше, возможно, их отцы − и спела несколько песен для собравшихся. К концу игры на поле уже собралась почти вся компания, и певцы послали одну из артисток − застенчивую девушку лет восемнадцати, которая явно предпочла бы, чтобы это сделал кто-нибудь другой, − собирать со слушателей деньги. Ей было неловко, она краснела, протягивая соломенную мужскую шляпу и едва слышно повторяя свою просьбу. Кто бросал ей пенни, кто отказывался или делал вид, что не видит ни девушки, ни протянутой шляпы, были и такие, что предлагали ей плату за поцелуй, но неприятности начались с того, что двое или трое перепивших джентльменов бросили ей в шляпу заслюнявленные и еще не погасшие сигарные окурки, а Дик Уонтли плюнул в шляпу.

Девушка поторопилась вернуться к своим товарищам, а свидетели того, как ее оскорбили, посоветовали грубиянам смотаться, чтобы им не досталось на орехи от приятелей девушки, и при этом добавили, что неплохо было бы преподать им хороший урок.

Немного протрезвев от страха, трое хулиганов, чуть не наложив в штаны, спрятались под сиденьями в фургонах. Едва они успели скрыться с глаз, как прибежали мужчины-певцы и в ярости стали допытываться, кто оскорбил девушку. Не получив ответа, они послали одного парня за девушкой, та тут же появилась с еще одной женщиной, постарше, которая шла чуть поодаль.

Девушка сказала, что не видит обидчиков, и они побежали в трактир искать их, а за ними кинулись кое-кто из рабочих, возмущенно протестуя.

* * *

Время пробежало довольно быстро, и к половине восьмого фургоны опять заполнились пассажирами, и все тронулись в обратный путь.

По дороге они заезжали во все питейные заведения, и когда добрались до «Синего льва», добрая половина из них была под мухой, а человек пять или шесть сильно пьяны, в том числе и кучер того фургона, где ехал Красс, и человек с рожком. Последний был так хорош, что пришлось уложить его на полу в ногах, где он и заснул крепким сном, в то время как остальные завладели рожком и извлекали из него дикие звуки.

В «Синем льве» было автоматическое пианино, куда нужно было бросить пенни, кроме того, это был последний трактир у них на пути, поэтому они задержались здесь подольше, играя в ножички и кидая кольца; выпивали, пели песни, танцевали и под конец поссорились.

Кое-кого явно подмывало подразнить Ньюмена. Ему в лицо говорили всякие гадости. Кто-то умышленно перевернул его стакан с лимонадом, а другой сильно толкнул его, когда он пил, весь лимонад вылился ему на костюм. Хуже всего было то, что задиры ехали вместе с ним в фургоне Красса, а пересесть в другой он не мог − все фургоны были уже переполнены.

По отдельным словам Ньюмен догадывался о причинах их враждебности, а поскольку крики буянов становились все более угрожающими, он так перепугался, что готов был потихоньку улизнуть и добираться до дома пешком, если не удастся поменяться с кем-нибудь местами в фургонах.

От этих размышлений его отвлек Дик Уонтли, неожиданно выкрикнувший, что хочет добраться до той грязной собаки, которая прошлой зимой предложила работать по заниженным расценкам.

Уонтли орал, что по вине этого прохвоста они получают всего по шесть с половиной пенсов за час и что сейчас он этого типа отмутузит должным образом. Друзья Уонтли радушно предложили свою помощь, к ним присоединились остальные, и был момент, когда казалось, что общая драка неизбежна и нападающие доберутся до своей несчастной жертвы.