Филарет Московский

Осенью 1836 года Россию взбудоражила публикация в московском журнале «Телескоп» первого «Философического письма» Петра Яковлевича Чаадаева, в котором он камня на камне не оставлял от русской истории, а также весьма скептически взирал и на религиозные христианские чувства россиян: «Сначала дикое варварство, затем грубое суеверие, далее иноземное владычество, жестокое и унизительное, дух которого национальная власть впоследствии унаследовала, — вот печальная история нашей юности. Поры бьющей через край деятельности, кипучей игры нравственных сил народа — ничего подобного у нас не было. Эпоха нашей социальной жизни, соответствующая этому возрасту, была наполнена тусклым и мрачным существованием без силы, без энергии, одушевляемым только злодеяниями и смягчаемым только рабством. Никаких чарующих воспоминаний, никаких пленительных образов в памяти, никаких действенных наставлений в национальной традиции. Окиньте взором все прожитые века, все занятые нами пространства, и Вы не найдете ни одного приковывающего к себе воспоминания, ни одного почтенного памятника, который бы властно говорил о прошедшем и рисовал его живо и картинно. Мы живем лишь в самом ограниченном настоящем без прошедшего и без будущего, среди плоского застоя. И если мы иногда волнуемся, то не в ожидании или не с пожеланием какого-нибудь общего блага, а в ребяческом легкомыслии младенца, когда он тянется и протягивает руки к погремушке, которую ему показывает кормилица». «Народы — существа нравственные, точно так, как и отдельные личности. Их воспитывают века, как людей воспитывают годы. Про нас можно сказать, что мы составляем как бы исключение среди народов. Мы принадлежим к тем из них, которые как бы не входят составной частью в род человеческий, а существуют лишь для того, чтобы преподать великий урок миру».

Забавно, что нашим первым западником стал человек, носящий такую уж очень восточную фамилию. Чаадай (иначе — Чагатай, Джагатай) — второй сын Чингисхана. От него произошло племя Чаадаев или чагатаев, которые создали свое государство в Средней Азии. Существовал чагатайский язык. А самым знаменитым чаадаем был Тамерлан.

Чаадаев расколол общество, дав два направления мыслей и пристрастий. Те, кто разделял точки зрения Петра Яковлевича, становились впоследствии западниками, а те, кто яростно критиковал его, — славянофилами. Уж очень резко разграничил он проклинаемую им Россию и обожаемый им Запад: «Опыт времен для нас не существует. Века и поколения протекли для нас бесплодно. Глядя на нас, можно сказать, что по отношению к нам всеобщий закон человечества сведен на нет. Одинокие в мире, мы миру ничего не дали, ничего у мира не взяли, мы не внесли в массу человеческих идей ни одной мысли, мы ни в чем не содействовали движению вперед человеческого разума, а все, что досталось нам от этого движения, мы исказили. Начиная с самых первых мгновений нашего социального существования, от нас не вышло ничего пригодного для общего блага людей, ни одна полезная мысль не дала ростка на бесплодной почве нашей родины, ни одна великая истина не была выдвинута из нашей среды; мы не дали себе труда ничего создать в области воображения и из того, что создано воображением других, мы заимствовали одну лишь обманчивую внешность и бесполезную роскошь».

В то время как Запад стремительно двигался к вырождению христианства, в России оно держалось, во многом благодаря таким столпам православной церкви, как Филарет Московский. Но Чаадаев высказывал крайне противоположное мнение на сей счет: «Вопреки имени христиан, которое мы носили, в то самое время, когда христианство величественно шествовало по пути, указанному божественным его основателем, и увлекало за собой поколения, мы не двигались с места. Весь мир перестраивался заново, у нас же ничего не созидалось: мы по-прежнему ютились в своих лачугах из бревен и соломы. Словом, новые судьбы человеческого рода не для нас свершались. Хотя мы и христиане, не для нас созревали плоды христианства».

Скандал с этой публикацией, естественно, не мог пройти мимо святителя Филарета. Он дал строгие и четкие оценки «Философическому письму»: «Статью Телескопа, оскорбительную для Церкви и для России, мне показали, ибо, впрочем, сего журнала я не имел и не читал. Правительство обратило внимание на сие безумие. Странно, что пропустил к напечатанию ректор университета. Мне казалось возможным сие не иначе, как разве пропустил не читав; но некоторые говорят, что даже поправлял. Найдите и прочитайте лист Северной Пчелы, вышедшей третьего дня. Тут есть хорошее противоядие против статьи Телескопа».