Филарет Московский

Соответственно, началась слежка за распространителями либеральных и полонофильских идей. Среди ревнителей русского самодержавия, как всегда, находилось и немало таких, кто, обжегшись на молоке, дули на воду. В январе 1831 года император получил донос от генерала Александра Борисовича Голицына. Возможно, того самого, который, по словам фон Фока, называл Филарета якобинским пророком. Храбрый вояка, адъютант Кутузова при Бородине, в мирное время он также рвался в бой, на сей раз — против врагов православия и официальной Церкви — масонов, старообрядцев, сектантов, еретиков. Но иногда ему начинало мерещиться бог весть что. В доносе содержалось сообщение о том, что в России зреет новый заговор масонского общества иллюминатов, основанного еще в 1776 году немецким мистиком Адамом Вейсгауптом, автором книги «О страхе смерти». Святитель Филарет обозначен в доносе храброго генерала как главарь заговора! «Главный из них, — писал Александр Борисович, — был нынешний митрополит Московский Филарет, вся Россия уже понимает, как есть, несмотря на его моральную скрытную наружность и постное лицо… Все его так называемые высокие проповеди дышат эклектическою бестолковщиною и нетерпимым мистицизмом, простые же имеют направление не монархическое… Он есть начальник духовного правления и неутомимый покровитель учености, дает ход разлитию по всей России немецкого рационального учения и философии Вейсгаупта».

Где Филарет, а где Вейсгаупт! Основатель ордена иллюминатов проповедовал, что человек изначально рождается хорошим, а плохим его делают религия и государство. Разве это созвучно Филарету? Иллюминаты мечтали о временах, когда во всем мире будут только республики. Год основания ордена тот же, что и год провозглашения США, где весьма распространен герб иллюминатов — пирамида с сияющим всевидящим оком. Разве Филарет мог мечтать о республиках, если он постоянно в своих проповедях утверждал божественную сущность монархий, возглавляемых помазанниками Божьими!

О масонах же Филарет высказывался без каких-либо экивоков: «Зачем пить из сокрытых и, может быть, нечистых кладезей, когда для нас всегда готовы душеполезные творения отцов Церкви?»; «Зачем заходить к Богу с заднего крыльца, если переднее открыто?» Лаконично и четко.

Как и в случае с наветами о причастности Филарета к декабристам, царь легко отмахнулся и от доноса о причастности владыки к иллюминатам.

А вскоре 19 апреля 1831 года митрополит Филарет «за ревностное и многодеятельное служение в архипастырском сане, достойно носимом, а притом за многолетние похвальные подвиги и труды в пользу Церкви и государства, постоянно оказываемые при всяком случае, всемилостивейше сопричислен к ордену святого апостола Андрея Первозванного» — наивысшей награде Российской империи! Это был пасхальный подарок государя. Чем еще лучше император мог выразить свое полное доверие и расположение к Московскому Златоусту? А ведь Николай мог подождать еще полтора года и приурочить орден к пятидесятилетию владыки. Но ему именно сейчас хотелось дать понять всем недоброжелателям Филарета, какое значение владыка имеет в государстве Российском.

А вот Дмитрия Брянчанинова император не отдал московскому митрополиту. Сей весьма одаренный во многих отношениях юноша, отпрыск знаменитого рода, ведущего свое происхождение от оруженосца Дмитрия Донского по прозвищу Бренко, совсем недавно с отличием окончил Главное инженерное училище, успел прославиться своими литературными сочинениями и умением вести занимательную беседу, и его приглашали на званые вечера к таким, например, столпам петербургского общества, как президент Российской академии наук Алексей Николаевич Оленин. Филарет видел людей насквозь и сразу подметил в Дмитрии Александровиче выдающегося человека. А тот к тому же открыто признавался в своем стремлении уйти в монашество. Отслужив один год в Динабургской крепости, поручик Брянчанинов подал прошение об отставке и подвизался в Александро-Свирском монастыре.

В феврале скончался наместник архимандрит Афанасий (Федоров), и Филарет подыскивал ему замену. Еще раньше, находясь в Петербурге, предвидя кончину Афанасия, он обратился в Синод с просьбой прислать Брянчанинова в Московскую епархию.

— Нет, я его Филарету не отдам! — сказал Николай Павлович, и через полгода блистательный молодой человек, приняв монашеский постриг под именем Игнатий, стал игуменом и настоятелем Свято-Троицкой Сергиевой пустыни близ Петербурга. Так судьба развела в разные стороны двух великих проповедников и религиозных мыслителей XIX столетия — Филарета (Дроздова) и Игнатия (Брянчанинова).