Слова придурка становятся последней каплей. Как обезумевший вскакиваю со скамейки и, позабыв про букет, хватаю урода за грудки:
— Слушай сюда, клоун! — выпаливаю в лицо придурка, пока тот очумело хлопает глазёнками. — Повторять не стану. Аня теперь моя, а в твоих интересах исчезнуть из поля зрения раз и навсегда. Иначе сотру порошок. Уяснил, Царёв?
— Мухоморов обожрался, баянист? — с издёвкой морщит нос парень, а меня задевает неуместная откровенность Пуговицы. Зачем она всё ему рассказала? Неужели и правда простила? А может, любит его? Я запутался! Как бы сильно я ни рвался к Румянцевой, разрушать её счастье в угоду своих чувств — низко. Хотя, с другой стороны, в любви и на войне все средства хороши!
— Я тебя предупредил, — сжимаю челюсть и с ещё большей силой — кулаки на груди ублюдка. Я не отступлюсь! По крайней мере, пока об этом меня не попросит Аня.
— Засунь себе в зад свои предупреждения! — скалится Царёв и пытается скинуть с себя мои руки. В его глазах читается смятение. Он явно не ожидал ответа от деревенского лопуха. Артур привык, что его все боятся. Просто так… Потому что он Царёв. Чёрт! Знакомое чувство! Я и сам частенько пользовался своим именем, а если не помогало, не брезговал напомнить фамилию отчима. Как же это дешево выглядит со стороны!
— А то что? — отталкиваю от себя Царёва, а сам усмехаюсь: парень явно не в курсе, что выиграв с Румянцевой ночь, рискует проиграть войну.
— Сейчас узнаешь, — Артур резво стягивает с себя куртку и швыряет ту на лавку к моему букету, а потом не сводя с меня разъярённого взгляда, начинает медленно закатывать рукава. Покорно жду, когда клоун закончит свое выступление и наконец перейдёт к делу. Но Царёв медлит.
Вот же хлюпик! Он так не хочет драться, что пытается меня запугать! Надеется, что сбегу. И даже не догадывается, что начистить ему морду, мечтаю с ночи! И все же право первого удара оставляю за Царёвым. Я не забияка! Правда, в ответ бью больно и безжалостно.
Пока Артурчик собирается с силами, всего на мгновение перевожу взгляд к окнам моей девочки: я никак не могу поверить, что Аня выбрала не меня. Краем глаза замечаю её силуэт. Румянцева стоит на балконе и нервно кусает губы, то и дело поднимаясь на носочки для лучшего обзора. Она что-то кричит, но за закрытым окно её неслышно. Зато я решаю пойти ва-банк. Да и кто сказал, что Филатов всегда играет честно?
Царёв не брезгует воспользоваться заминкой и, размахнувшись, заносит кулак в направлении моей смазливой рожи. Уйти от удара — пара пустяков. Ещё проще и желаннее — нанести ответный. Но вместо этого, я ехидно улыбаюсь Артуру, а стоит моему носу хрустнуть под напором Царёвского кулака, наигранно падаю и притворяюсь, что потерял сознание.
Мой план срабатывает на все сто. Уже минут через пять сбегаются неравнодушные зрители в лице всего семейства Румянцевых. Как и следовало ожидать, девчонки только в кино выбирают победителей, а по факту начинают жалеть пострадавших. Вот и Пуговица склоняется над моим бездыханным телом. Гладит по голове. Ладонями касается щёк. Ласково просит очнуться, чуть громче – вызвать скорую. Но самое главное — она, как тигрица, рычит на Царёва, и прогоняет того со двора. Артурчик матерится, подозревает неладное, наверно, хватается за голову. Он не дурак! Понимает, что подобным ударом не свалить на землю даже пятиклашку, но факты — штука упрямая. Поворчав ещё немного, Царёв уходит, а я растворяюсь в Анькиной заботе, как кусок сахара в кипятке. Но если Румянцеву провести вокруг пальца не стоит никакого труда, то намётанный глаз её отца сразу подмечает неладное.
— Доча! А иди-ка ты ко мне! — откуда-то сбоку бормочет дядя Рома. Голос спросонья немного хриплый и тихий. Наверно, поэтому не придаю его словам особого значения и продолжаю кайфовать.
— Пап, ты разве не видишь, как ему плохо? — тянет Румянцева, пропуская сквозь пальцы пряди моих волос.
— Нюра! – предостерегающе сипит мужчина, тогда как Аня наклоняется ко мне ближе и проводит пальчиками по щеке, попутно обещая, что всё пройдёт. Ну как тут устоять?
— Нюра, глаза раскрой! — продолжает настаиватьна своём отец Ани. — Он же улыбается во всю свою наглую моську, пока ты тут с ума сходишь!
— Да что ты такое говоришь, папа? У него вон кровь из носа идёт! — обеспокоенно вскрикивает девчонка, а я как по команде сжимаю губы. Ну же, дядя Рома, не лишайте бедного студента, кратких мгновений счастья!
— Так, дочь! — командует глава семейства и, чувствую, поднимает на ноги Пуговицу. — Давай я посмотрю!
В мгновение ока становится холодно и одиноко. Мне больше воздуха нужна рядом Румянцева, но разве её отца проведёшь. И мало ему, что лишил умирающего Соколова женской ласки, так он ещё и к совести моей начинает взывать.
Заняв место дочери, он делает вид, что пульс мне нащупывает, а сам шепчет:
— Соколик, не дури меня! Если сейчас же не очнёшься, пеняй на себя!
А я что? Выдать себя с потрохами не могу! Ну реально — стыдно! Поэтому лежу как в мавзолее дедушка Ленин, только что дышу иногда.