Филфак

— Не знаю, — растерянно бормочу, не понимая, куда клонит Илья. — Не успела переодеться. Бестолковая ночь. Я так и не сомкнула глаз.

— Где твоя комната? — Соколов беспокойно вертит головой, а потом, не дожидаясь ответа, пьяной походкой несётся к отцовской спальне.

Сдуру молотит кулаком по деревянному косяку и с какой-то нездоровой тоской обводит взглядом не заправленную кровать старика.

— Это комната папы, — пищу со спины. — Моя дальше по коридору. — Только там не прибрано…

Я не ждала гостей, а потому многие вещи не на своих местах, но Илью это не останавливает. Настырным шмелём он несётся по узкому коридору и, резким толчком, открывает дверь, а потом оборачивается и улыбается мне так радостно, что невольно улыбаюсь в ответ. Пока парень ловит дзен, протискиваюсь мимо него и начинаю собирать разбросанные по кровати вещи.

— Я неряха, да? — причитаю краснея. — Просто поездка к твоей бабушке стала для меня неожиданностью. Быстрые сборы чреваты беспорядком. И вообще, врываться без спроса в чужую спальню – ну такое себе дело!

— Анька, — Илья снова пропускает мимо ушей моё ворчание. Оттолкнувшись от косяка, подходит ближе, почти вплотную.

— Ты чего? – тушуюсь под проникновенным взглядом парня. – Тебе уже лучше?

— Нет, — с хитрым прищуром тянет Соколов, и пока тону в нереальной глубине его глаз, рывком выкидывает из моих рук вещи, а меня, как пушинку, поднимает в воздух. — Голова идёт кругом. Вообще ничего не понимаю. Ещё немного и упаду…

В подтверждение своих слов он безудержно летит спиной на мою полуторку, аккуратно заправленную плюшевым пледом, а я визжу, зажмурившись от страха, пока не приземляюсь на собственную кровать, правда, верхом на Соколове.

Смотрю на лукавую улыбку Соколова и чувствую: меня обвели вокруг пальца. Плохо ему! Ну-ну! Лежит тут, понимаешь, на моей кровати и балдеет, как Хвост после капли валерьянки. И как я раньше не поняла, что Илья давно пришёл в себя, а сейчас нагло пользуется моментом? Что ж, Соколик, теперь будем играть по моим правилам!

— Ты как, Илюш? — руками упираюсь в упругий матрас по обе стороны от белокурой головы шутника и мягко щекочу чёлкой мужской лоб.

— Прости, Пуговка, — и дальше изображая из себя немощного больного, виновато шепчет Илья. — Не удержал тебя. Это всё проклятое головокружение.

— Бедняга, — понимающе вздыхаю, а сама еложу по его крепкому телу, устраиваясь поудобнее. Илья хотел полежать? Что ж, смотри, врунишка, долежишься у меня!

— Ты такой горячий, — мурлычу, прикладывая ладонь ко лбу Соколова. Правда, тут же подменяю её губами. —Так вернее. Сразу понятно: есть температура или нет.

Мои касания едва уловимые, почти воздушные. Я и так знаю, что воспаление хитрости, не отражается на температуре тела. Передо мной стоит немного иная задача, а потому, слегка приподнявшись, шепчу прямо в губы Соколову:

— Ну точно, ты весь горишь!

Голос томный, как в тех сценах из фильмов про любовь, которые смотреть стыдно, а отвернуться невозможно.

— Погоди, у тебя и сердце бьётся как-то неправильно, — извиваясь змеёй, медленно сползаю ниже. Ненароком провожу нежными пальчиками по волосам Соколова, скольжу по его щекам и шее, а сама прикладываю ухо к напряжённой груди, будто пытаюсь прослушать пульс. — Да тебе совсем плохо, Илюша!

— Да! — хрипло выдыхает Соколов и прикрывает глаза. А я между делом вновь тянусь к его лицу. Позабыв о приличиях, трусь о его тело, как голодная кошка. И результат не заставляет себя ждать: губы парня непроизвольно приоткрываются, дыхание сбивается с привычного ритма, да и твёрдость фантазий Соколова ощущается моим телом на все сто.

— Бедненький, — ладонью накрываю колючую щеку, а сама едва справляюсь со снующими по коже мурашками. — Тебе, что, воздуха не хватает, да?

— Немного, — никак не выходит из роли несчастного Илья.

— Сейчас, мой хороший! — силясь не рассмеяться, кусаю губы, а потом сажусь на Илью верхом и начинаю стягивать с него чужую толстовку. Благо та безразмерная, да и «больной» не думает сопротивляться.

— Вот, так-то лучше! — пробегаю пальчиками по рельефной груди парня, обтянутой тонкой, застиранной тканью футболки

— Сейчас станет полегче, – я и сама вхожу во вкус нашей игры, и не замечаю, когда начинаю обводить рисунок на плече Ильи. Какие-то узоры, напоминающие переплетённые между собой знаки бесконечности. Они вьются, цепляются друг за дружку и в итоге образуют букву «Я».

Осознание прописной истины ушатом ледяной воды приводит в чувство. Ощущаю себя глупой, наивной дурочкой, в очередной раз позабывшей, что Илья принадлежит другой. Пальцы замирают. От изящной и обольстительной кошки во мне не остаётся и следа. Дышу глубоко, глазами выискиваю пылинки на потолке. Мне страшно представить, что будет с моим сердцем, когда Илья найдёт свою Яну, если уже сегодня оно обливается кровью.

Соколов же, как назло, начинает приходить в себя. Оставшись без внимания, ведёт плечами и, недовольно постанывая, открывает глаза.