Филфак

— Аня, не стой! — переходит от угроз к делу дядя Рома. Не знаю, кем он там работает и от какой такой депрессии сходит с ума, но то, что в мужике помер великий актёр – это факт! Его голос моментально приобретает взволнованные нотки, а от его слов становится не по себе даже мне. — Беги, дочка, вызывай скорую, а то смотри: у твоего подопечного руки синеть начинают, как бы всю кровь не потерял. И полицию давай заодно вызывай. Допрыгался Царёв! По полной пойдёт!

А потом, склонившись надо мной, тихо так добавляет:

— Не жалко тебе её, дурочку?

— Ваша взяла! — открываю глаза, натыкаясь на голубые озёра Румянцева-старшего. Хитрые, как у лиса. И бездонные, как у Аньки.

— Нюрка, отбой! — горланит он, а сам подмигивает мне, как таракану, которого вот-вот прихлопнет тапкой. И даже встаёт на ноги, устрашающе возвышаясь надо мной. — Очнулся твой подопечный.

— Да? Правда? Илюша! Как ты? — не успеваю занять сидячее положение, как тепло любимых рук снова начинает согревать душу.

Стоило мне «прийти в себя», как Анькины прикосновения становятся более робкими и осторожными. Но сколько бы она ни прятала своё волнение, оно солёной влагой сияет в её глазах. И провалиться мне на этом месте, если ничего, кроме жалости, Румянцева ко мне не испытывает.

— Как ты себя чувствуешь? — шепчет, останавливая струйку крови из моего носа. — Сильно болит?

— Ань, Артур ему просто разбил нос! — покачивая головой, разводит руками дядя Рома. — А я, к слову, тебя, Соколик, предупреждал: увидишь Царёва — беги! Артур рядом со своей будущей женой никого терпеть не станет. Поэтому по носу ты, парень, получил вполне заслуженно!

— Пап, перестань! — Аня на мгновение оборачивается к отцу, а потом снова заглядывает в самое сердце, которое болит сейчас куда сильнее сломанного носа.

— Ты простила Царёва? — я наперёд знаю ответ, но, как ребёнок надеюсь на чудо.

— Да, — несмело отвечает Пуговица.

— Вы снова вместе?

Аня прячет взгляд, не зная, что сказать. Хотя и без слов становится всё ясно.

Отмахнувшись от помощи, поднимаюсь на ноги. Рукавом вытираю нос. А потом, не обернувшись, ухожу. Как ни крути, я третий лишний!

Глава 14. Дзен

Аня.

Мой отец самый лучший. Правда! Он бесконечно добрый, весёлый и очень душевный человек. Никогда не пройдёт мимо, если кому нужна помощь. Всегда даст дельный совет, а в трудную минуту крепко обнимет. Он моя стена от всех бед и несчастий. Но прямо сейчас — моё проклятье!

И стоило ему просыпаться ни свет ни заря, чтобы выбежать за мной во двор и одной только фразой всё испортить? Ну какой из Артура муж?

— Пап, перестань! — умоляюще смотрю на отца, а потом снова на Соколова. С разбитым носом и торчащими в разные стороны прядями пшеничных волос он напоминает дворового хулигана. Именно таким и отдают свои наивные сердца хорошие девочки. Я не исключение.

— Ты простила Царёва? — от манящего озорства в глазах Ильи не остаётся и следа.

— Да, — пожимаю плечами.

Мой ответ совершенно точно не радует Соколова: встрепенувшись, он занимает сидячее положение и с недоверием смотрит на меня.

Впрочем, спиной ощущаю, что отец сверлит взглядом ничуть не меньше.

Вокруг столько недосказанности, что не знаю, с чего начать. А пока подбираю слова, чтобы всё объяснить, Илья спешит с очередным вопросом:

— Вы снова вместе?

И что я должна ответить? Да, я согласилась на условия Артура и ничуть не жалею. Но не потому, что хочу с ним отношений! Я сгораю от желания помочь Соколову… Вот только чувствую, что ему мои жертвы не нужны…

Илья размазывает по лицу кровь и слишком резко встаёт, лишая меня возможности хоть что-то объяснить, а потом идёт прочь. Не обернувшись. Не сказав ни слова.

Забывая дышать, смотрю ему в спину, еле сдерживая себя, чтобы не рвануть следом.

— Дочка, — вздыхает неподалёку отец. — Что происходит?

— Если бы я только знала, — бубню себе под нос и, на мгновение обернувшись, замечаю на скамейке распавшийся букет из кленовых листьев и веток рябины. — Кажется, я влюбилась, папа. По-настоящему.

Заламывая пальцы на руках, в глазах отца ищу поддержки. Тот морщит лоб, едва заметно улыбается и качает головой. Уверена, сейчас он снова вспомнит об Артуре, начнёт перечислять все его достоинства и убеждать меня, что лучше, чем Царёв, не найти. Но старик удивляет.

— Похоже, не ты одна.

Засунув руки в карманы домашних брюк, он ведет подбородком, намекая, что мне стоит обернуться.

С трепетной тревогой слежу за направлением взгляда отца и до боли кусаю губы, заметив, что Илья остановился на углу дома.

Позабыв про гордость, срываюсь с места. Прямо так, в пушистых тапочках на босу ногу и пропитанном печным духом алом топе, бегу по неровному тротуару к застывшей в одной позе фигуре парня. Правда, в шаге от Соколова, вмиг оробев, и сама замираю в нерешительности.

— Илья, — шепчу на выдохе и , протянув ладонь, касаюсь мужского плеча.

— Прости, — бормочет Сокол, тяжело дыша. — Я не хотел вам мешать, но голова… она так кружится. Ань, я упаду сейчас.