Филипп Август

– Я поступил как игрок, который вверил случайной кости все, что имеет, и проиграл! Та, которую я любил, умерла, оставив меня одиноким, без детей и без надежды. Я пробовал опять вступить в мир, думая хоть что-нибудь найти, чтобы наполнить пустоту жизни. Я не говорю о сердце: сердце для меня – могила навеки замкнутая, даже в мыслях. Мне было сорок лет, и я обратился к людям моего возраста. Но в них нашел я только скотов, преданных самым грубым, плотским наслаждениям; не людей, а диких зверей, хищников и сластолюбцев, которые упивались кровью для того, чтобы подкрепить тело, разрушаемое развратом. Я отвернулся от них и пошел к старикам. Но старики оказались угрюмыми ворчунами, вечно осуждающими настоящее, жалеющими о прошлом, большими эгоистами в своих сокрушениях, чем другие в своих наслаждениях. Тогда я смешался с толпой юношей и нашел в них благородные стремления, великодушные ощущения, сердца открытые, но людей легкомысленных, самонадеянных, необузданных, не знающих предела в своих страстях. Утомленный бесполезными поисками, я вернулся в свое уединение. Тут мое сердце увяло, душа иссохла, и я жил в печали и плаче до тех пор, пока божественный свет не озарил мое сердце. Тогда, покинув жилища человеческие, я пошел искать у подножия креста того мира, который никогда не мог дать мне свет со всеми его суетными благами; здесь нашел я его, сын мой. Да, как бы ни казался я несчастным в ваших глазах, однако я никогда не был так счастлив, как теперь, потому что в сердце моем загорелась искра любви, которую ничто в мире не может уничтожить, и душа моя беспрестанно оживляется надеждами неба.

Пораженный увлекательной речью отшельника, Куси внимал ему с благоговейным удивлением, но тут появление Онфруа вернуло его мысли в земное русло.

– Сир Ги, – сказал старый домоправитель, почтительно поставив перед отшельником чашку свежей воды и тарелку кресс-салата. – Какой-то всадник мчится во весь опор прямо к замку.

– Всадник! – пылко воскликнул Куси.

– Если верить словам Гуго де Барра, то это королевский гонец.

– Прикажите открыть ворота и спустить мост! – воскликнул рыцарь. – Наверно, это давно ожидаемый вестник.

Он не ошибся. Прошла минута, и явился Гуго де Барр в сопровождении королевского гонца.

– Я получил приказание не дожидаться ответа, сир Куси, – сказал гонец, подавая ему королевское послание. – Лишь один ответ приличен и достоин такого призыва, а король питает к вам такое уважение, что даже не допускает сомнения в возможности противного.

– Вполне благодарен его величеству. Вероятно, кто-нибудь поднял перчатку, которую я бросил в защиту королевы? Клянусь небом, я заставлю раскаяться дерзкого. Но я знаю, что ты спешишь, приятель. Скорее опорожни кубок вина и ступай!

Вестник повиновался, и, когда он удалился, Куси разрезал шелковый шнурок, связывавший послание, и внимательно прочитал уже известное нам содержание письма.

Филипп приглашал Куси присоединиться к защитникам Артура Бретонского, объявляя ему вместе с тем, что в этой связи он передает ему начальство над танкарвильскими вассалами и брабантской ротой, жалованье которой будет уплачиваться из королевской казны.

Живой радостью запылало лицо молодого рыцаря, но только на минуту; вскоре оно омрачилось выражением гнева и досады: ему припомнилось, что у него совершенно нет денег.

– Кажется, вы встревожены, сын мой, – промолвил старый отшельник, заботливо наблюдавший за ним. – Разве полученная вами весть печальна?

– Еще хуже, добрый отец. Мне предлагается случай прославиться, а я должен отказаться от него из-за бедности. Но лучше прочтите сами, – продолжал он, подавая ему королевское послание. – Король призывает меня к мечу, а мне нечем поддержать честь моего имени; у меня нет ни одного безанта, чтоб облачить мою свиту, возвратившуюся в лохмотьях из Палестины. Что касается до брабантцев, королю легко говорить! Необходимы деньги, чтобы собрать их, а где найду я эти деньги? Он не подумал, что писал нищему. А если я пошлю отказ, то что обо мне подумают? Ах, бедность есть тяжелое проклятие! Она связывает душу, как и тело: ни благородные стремления, ни великие подвиги не позволены тем, кто окован этими скаредными узами.

– Только это терзает вас, сын мой?

– А разве этого мало? Перед вами открывается поприще славы и счастья, и вы видите, что все лучшие надежды разбиваются о презренные преграды!

– Сын мой, никогда не следует сомневаться в благоприятном исходе, – сказал старик с улыбкой, – тем более что для преодоления этих преград требуется только горсть золота.

– А когда у меня ее нет? Если я не знаю откуда мне ее взять?

– Отчего бы не продать чего-нибудь, чтобы достать золота? Осмелюсь предположить, что за этот карбункул, блестящий у вас на пальце, вы добудете достаточное количество золота, чтобы вывести вас из затруднения.

– Как? Этот перстень! Да я никогда не расстанусь с ним, – воскликнул Куси запальчиво. – Лучше лишиться руки, которая носит его, чем продать.

– Понимаю, подарок женщины, – сказал отшельник, нахмурившись.