Филипп Август

Не обращая на них больше внимания, король продолжал диктовать: ни один из прелатов не дал ответа. Тихо, полушепотом разговаривали они, и по их тревожным взорам, по озабоченным лицам видно было, что церковники находятся под влиянием тяжелых обстоятельств.

Еще минута, и дверь снова отворилась; в зале появились два прелата в итальянских костюмах. Филипп, наклонив голову к секретарю, стоявшему на коленях перед ним, не заметил новых гостей. Каково было его удивление, когда внезапно слух его огласился громкими латинскими анафемами против него и его королевства.

– Клянусь небом! – закричал он, выпрямившись и вспыхнув от гнева. – Эта дерзость превосходит всякие пределы! Неужели они осмелились наложить интердикт на мое королевство?

Хоть этот вопрос ни к кому конкретно не обращался, прелаты сочли за нужное ответить. Поднялся со своего места епископ Реймсский, лицо которого залилось краской, выдавая сильное волнение.

– Справедливость вашего предположения слишком очевидна, государь, – сказал он дрожащим голосом, – наш святейший отец после тщетных попыток привести вас к покорности кроткими убеждениями, оказался вынужден прибегнуть к строгим мерам, и хотя предпринял их с искренним сокрушением…

– Как! Это вы со мною осмеливаетесь разговаривать таким образом?! И вы не стыдитесь произносить себе приговор? Выгоните вон этих людей, – продолжал он, указывая на двух итальянцев, которые, не понимая французского языка, продолжали чтение. – Если они не захотят выйти в дверь, то выкиньте их из окна! Но нет! – продолжил король, сдерживая свой гнев. – Они только жалкое орудие. Уведите их, но не причиняйте им зла! Я не хочу их видеть… Теперь, архиепископ Реймсский, дайте мне ответ! Помогали ли вы папе в этой новой дерзости? Давали ли ему на то согласие?

– Что мог я поделать, государь? – смиренно спросил архиепископ.

– Что вы могли делать? – воскликнул Филипп Август. – И вы еще смеете меня об этом спрашивать? А вот я научу вас, что вы должны были делать! Защищать права французского духовенства и права своего законного государя! Вы не должны были признавать власть, несправедливо присвоенную честолюбивым прелатом! Повинуйтесь ему во всем, что законно, но твердо сопротивляйтесь ему, когда он протягивает руку на чужую собственность! Пусть знает, что Франция – свободная страна, где не потерпят узурпации! Вот что вы могли сделать, архиепископ Реймсский, и клянусь Богом, вы раскаетесь, что не сделали этого!

Ропот негодования послышался в толпе прелатов.

– Выслушайте меня, епископы Франции, и вы первый отвечайте мне, архиепископ Реймсский! Не все ли вы добровольно, по зрелом обсуждении и с согласия всего французского духовенства разрешили мне развод с Ингебургой, принцессой Датской?

– Действительно, я произнес это разрешение, – отвечал архиепископ. – Но…

– Тут не может быть никаких недомолвок, и я слышать не хочу ваших теперешних «но», – возразил король сурово. – Вы разрешили развод. У меня хранится документ, подписанный вашей рукой – этого для меня достаточно. Ну а вы, епископ Парижский, разве вы тоже не произносили этого приговора, как и все вы, епископы и прелаты?

Никто из них не мог опровергнуть факта, а потому все молчали.

– Так слушайте же, – воскликнул король. – Клянусь Богом живым, что разрешение, вами произнесенное, будет сохранено, и вы тоже будете поддерживать его! Если вы виновны в том, что произнесли его, то пускай на вас падает позор и казнь, но ни я, ни та, которая мне дороже жизни, не должны пострадать. Если есть во Франции какой-нибудь епископ, который не разрешал развода, пусть он налагает интердикт на свою епархию, если желает того – я не стану ему противиться! Но если кто-нибудь из принимавших участие в соборе, прелат или аббат, осмелится это сделать, – я выгоню его из епархии, лишу сана и доходов и навеки изгоню из моего королевства. Не забудьте этого, господа, потому что я сдержу мое слово, это так же верно, как и то, что я король!

Когда Филипп произносил эти слова, сурово и грозно обводя взором собравшихся прелатов, голос его звучал громогласно, а глаза метали молнии. Никто не осмеливался поднять на него взор; все головы склонились долу в безмолвном смущении.

– Что же касается папы, – сказал Филипп, – то передайте ему от меня: я не искал войны. Но если ему так хочется войны, он ее получит! Бароны и рыцари, – продолжал государь, сходя со ступеней трона, – заседание окончено! Кто из вас находит, что мои снова соответствуют чести и достоинству короля, тот пускай следует за мною.

Он вышел из залы вместе с Артуром, большинство баронов поспешно последовало за ним.

В этот самый вечер граф Тибо д’Овернь приехал в Париж.

Глава X

Прошло уже три недели со времени отъезда графа Жюльена и Алисы, а Куси, запершись в своем замке, не имел о них никаких вестей. Он грустил, сердился, все ему опротивело, даже охота была забыта – даже охота, это первое утешение баронов феодальных времен!