– В таком случае очень жаль, граф: признаюсь, мне было приятно думать, что дружеское чувство ко мне не совсем чуждо ваших поступков. Правда, мне следовало бы помнить, что вы очень переменились против прежнего. В Истрии я знала вас веселым, счастливым, любившим своих друзей и их общество; теперь же вижу вас грустным, угрюмо избегающим общества и даже тех, кого вы прежде любили. У вас есть тайное горе, и, пользуясь удобным случаем, я желала бы, чтобы вы откровенно назвали мне причину: может быть, еще можно помочь вашему горю? Прошу вас, граф, если только вы сохранили воспоминание о дружбе к моему брату и ко мне, признайтесь во всем откровенно!
При этих словах открылись все раны в сердце Тибо, и он не в силах был победить своего влечения.
– Бесполезно было бы признание, – сказал он печально. – Я опоздал его сделать.
Бывают такие обстоятельства в жизни, когда достаточно одного слова, чтобы объяснить все. Королева была поражена словами графа; тысячи воспоминаний внезапно восстали в ее душе и озарили ее светом истины.
Она была страстно любима, но по крайней молодости лет так мало понимала, что значит любовь, что даже не замечала, насколько ее обожают. Теперь же, когда она жила только для любви и любовью, теперь, когда несчастье принесло ей печальный опыт, Агнесса не могла уже сомневаться. И это открытие уязвило ее глубоко, тем более что она всегда питала искреннюю привязанность к Тибо, лучшему другу ее брата.
Полная перемена, происшедшая в ней при этом сознании, была внезапна. До этого времени она всегда обращалась с графом ласково и приветливо, как со старым другом, но в эту минуту поняла, что совершит преступление и против мужа и против графа, если будет сохранять тот же тон, и потому вдруг переменилась и стала холодна и равнодушна, как статуя.
Граф д’Овернь тотчас заметил эту перемену и, быть может, угадал ее причину. Но сильный чистотой своих мыслей, он без труда преодолел смущение.
– Я пришел к вам совсем не за тем, чтобы говорить о себе, – возразил он спокойным и уверенным голосом, – я должен говорить о вас. Для меня легче было бы не видать вас, и я никогда бы не вернулся во Францию, если бы мои обязанности не призывали меня сюда. Теперь они окончены, и я был бы уже по дороге в Палестину, возвращаясь в ряды защитников креста, если бы не имел поручения от вашего отца, которое он дал мне при моем проезде через Истрию.
– И что это за поручение, граф? – спросила королева с удивлением. – Говорите же скорее, я нетерпеливо желаю это узнать. Но прежде всего скажите, как здоровье моего отца? Вы видели его, каков он? Очень переменился? Неужели и его коснулись немощи старости? Мне говорили, что с некоторого времени он так встревожен, что его и узнать нельзя.
– Сказать противное значило бы обмануть вас. Я нашел, что герцог переменился и очень состарился, и, по словам окружающих, эта перемена произошла несколько месяцев назад.
– Неужели? Однако он продолжает охотиться? Не правда ли, он не отказался от своего любимого удовольствия?
– Напротив, он прибегает к этому развлечению более, нежели когда-либо, с целью отвлечься от печальных мыслей, терзающих его сердце. Но стан его сгорбился и волосы побелели.
Агнесса глубоко задумалась, Тибо хранил молчание.
– Но что это за поручение, граф? Он дал вам письмо?
– Нет, ваше величество. Герцогу, вашему отцу, угодно было довериться моей чести и скромности.
– Отец имел полное право думать, что доверенное вам, это поручение будет принято мной еще радушнее, – перебила его королева с живостью. – Друг, принявший последний вздох моего брата, позаботившийся воздать ему погребальные почести, всегда будет моим другом. Я готова вас выслушать, граф д’Овернь.
Слова королевы были благосклонны, голос кроток и доброжелателен, но она произнесла их таким холодным тоном и с такой сдержанностью, что Тибо был глубоко уязвлен.
– Очень щекотливо поручение, которое я должен передать вашему величеству, – сказал он спокойно. – Для оправдания себя в этой смелости, я должен просить вас вспомнить, что буду говорить не свои слова, а слова герцога Истрийского, просившего меня передать их своей дочери, следовательно, я буду только посредником точным и верным. При моем прибытии в Истрию герцог получил письмо от папы, извещавшего его, что ваш союз с королем, хотя торжественно совершенный по согласию всех французских прелатов, не может быть признан…
– Избавьте меня, граф, от этих объяснений, – перебила его королева холодно, но увеличивая быстроту своих шагов и выдавая тем жестокое волнение. – Я слышала все и слишком хорошо знаю. Это письмо сильно встревожило моего отца, не правда ли? Бедный отец!